Читать книгу - "Дикая магия - Энгус Уэллс"

— До Гхан-те чуть более дня езды, — сказал Очен и кивнул.

Каландрилл спросил:

— Гхан-те?

— Деревня, только большая, — пояснил вазирь. — Там есть постоялый двор, храм и рынок.

— И, возможно, новости, — добавил Чазали.

Поселение расположилось в чаше, образованной безлесными холмами с возделанными террасами. По специально прорытым каналам с вершины спускалась вода, собираясь в небольших запрудах. Гетту, заметив приближающуюся колонну, даже не оторвались от работы. Деревню окружала стена толщиной в три бревна с равноудаленными друг от друга башнями. Въехать в это четырехугольное поселение можно было через обитые металлом ворота. От них начиналась небольшая улочка к центру деревни. Разведчики уже донесли весть о приближащейся колонне, и улицы были запружены народом в красочных одеждах. Серо-коричневых одеяний крестьян путники почти не заметили. По украшениям можно было предположить, что люди эти в некотором роде зажиточные. Они с любопытством рассматривали Чазали и сопровождавших его котузенов, горделиво ехавших меж двухэтажных строений, окрашенных в яркие цвета. Длинные веранды нависали над дорогой.

Солнце только что село, и на земле лежали длинные тени вдоль всей дороги горели лампы, и свет от них переливался на черных доспехах котузенов, походивших на огромных неведомых жуков. Жители молча кланялись, а котузены, не снимая масок, ехали вперед, не поворачиваясь ни вправо, ни влево, словно разговоры с жителями поселения были ниже их достоинства.

Чазали вывел их на широкую, квадратную, выложенную массивными звеневшими под их копытами каменными плитами площадь, ограниченную с четырех сторон самыми крупными строениями Гхан-те. Два из них были ярко освещены, в третьем горело лишь несколько окон, а четвертое терялось в темноте. Именно перед ним и остановился Чазали. По формам помещения Каландрилл догадался, что раньше здесь располагался гарнизон котуанджей, нынче призванных на войну. Напротив стояло более привлекательное здание с ярко-красным фасадом — постоялый двор. Окна были выкрашены в голубой цвет, а веранду ярко освещали красные лампы. В соседнем, менее освещенном доме располагались конюшни. Четвертое же здание, украшенное золотистой полосой с черной головой лошади, было храмом.

Чазали, осмотрев площадь, отдал резкое приказание, и сразу несколько горожан бросились на колени перед котузенами, подставляя им спины, дабы они могли сойти с лошадей. Самыми проворными оказались наиболее хорошо одетые жители. Подставить спину котузену было для них честью. Заметив перед собой человека в длинном, зеленом, расшитом серебряной ниткой халате, Каландрилл резко дернул гнедого в сторону, прежде чем человек успел пасть на руки и на колени.

Джессерит неуклюже выпрямился, явно раздосадованный, затем кивнул и, низко опустив голову, ушел. Каландрилл соскочил с лошади, взял ее под уздцы и подошел к своим товарищам и Очену. Вазирь сказал:

— Здесь мы проведем ночь. — И махнул в сторону темного массивного здания гарнизона. — Трапезничать будем в таверне.

Брахт спросил:

— А лошади?

— Их отведут в конюшню, — Очен рассеянно указал на соседнее здание — все его внимание было приковано к храму.

— А я думал, скакать верхом — это прерогатива котузенов, — заметил Каландрилл, на что Очен ответил:

— Только котузены могут скакать на боевых лошадях, другие сословия тоже могут ездить верхом, но на ослах и мулах. Лошади — это дар Хоруля. Лошади — особые создания бога.

Он все смотрел на храм, и лицо его было обеспокоено. Каландрилл спросил:

— Что-то не в порядке?

— Непонятно, почему нет священника, — пробормотал вазирь, нахмурившись. — Где он может быть?

— А о наших лошадях точно позаботятся? — поинтересовался Брахт, который более беспокоился о своем жеребце, нежели об отсутствующем священнике.

— Чазали отдаст соответствующее распоряжение. — Очен кивнул и указал рукой на котузенов, которые, повинуясь приказам командира, деловито суетились на площади. Кто-то уже направлялся к таверне, кто-то — к конюшне, но большинство уже были в гарнизоне, громко требуя, чтобы им принесли лампы. Приказания отдавались просто в толпу, но живее всех их исполняли зажиточные горожане.

— Оставь мне лошадь, — предложил Каландрилл, обеспокоенный видом вазиря. — Я о ней позабочусь, а ты поговори со священником.

— Благодарю.

Очен тут же передал ему поводья и заспешил в храм, на ходу сообщив Чазали, куда идет. Каландрилл отвел коней в конюшню. Котузены же передали животных в руки жаждавших услужить горожан.

Позаботившись о лошадях, они вчетвером отправились в уже освещенный гарнизон. Как и форт, он был построен из темного дерева; узкие коридоры и маленькие комнатки были слабо освещены; стоял запах запустения и влажной плесени. На первом этаже располагались зал, прилегающий к кухне, арсенал и баня. Второй этаж занимала одна большая опочивальня, окруженная небольшими комнатками. Местные жители суетились, зажигая огни и проветривая спальни, не сводя с чужеземцев удивленных взглядов. На котузенов же они смотрели выжидательно и в страхе.

Чазали лично проводил их в комнаты, которые оказались намного скромнее и проще, чем в форте: голые деревянные стены, одноместная кровать и шкаф.

— Гарнизон не рассчитан на почетных гостей, — извинился Чазали, — но мы здесь всего на одну ночь.

Он поклонился и ушел.

— Ты видел, как они унижаются? — спросил Брахт. — Странная земля.

— А мы в ней чужеземцы, — заметил Каландрилл, подойдя к окну и выглядывая на площадь.

Из храма вышел Очен и заторопился по площади. По его походке и плечам Каландрилл понял, что маг страшно обеспокоен, и в нем шевельнулось недоброе предчувствие. Старик поднял глаза, увидел Каландрилла и поманил его вниз — предчувствие переросло в уверенность, и Каландрилл, повернувшись к товарищам, сказал:

— Что-то не так.

Не дожидаясь ответа, он вышел в коридор и бросился вниз, остальные последовали за ним.

Нижний зал был освещен тускло, по обычаю джессеритов. В камине горел огонь. Очен, стоя подле огня, что-то объяснял Чазали. У обоих были обеспокоенные лица. Киривашен уже успел снять шлем, но еще оставался в доспехах, и одна рука его нервно сжималась и разжималась на эфесе меча, в то время как другой он подергивал треугольную бородку.

— Священник мертв, — заявил Очен так, словно речь шла о страшнейшем богохульстве, не укладывавшемся в его голове. — Его убили тенсаи.

— Здесь? — спросил Каландрилл, имея в виду город.

— Нет, не в Гхан-те, — Очен покачал головой и откинул с лица растрепавшиеся седые волосы. — Он был убит в лесу по дороге в деревню, которую мы проехали последней. Он направлялся туда, дабы дать имя ребенку. И не вернулся.

Очен замолчал и вздохнул. За него продолжал Чазали:

— Тело его обнаружили в лесу и принесли сюда три дня назад. Говорят, оно было изуродовано, словно истерзано бешеными собаками. — Голос его звучал хрипло, в узких глазах бушевало пламя.