Читать книгу - "Наследник - Михаил Ахманов"

Физиономия Алеперова начала бледнеть, но в остальном он глазом не моргнул и голосом не дрогнул.

– Это невозможно, мистер Керк. Абсолютно невозможно, уверяю вас.

В самом деле наглец, мелькнуло у Каргина в голове. А выдержка! Выдержка просто железная!

Он вытащил из кармана диск, придвинулся к банкиру еще ближе и мягко сказал:

– Ты, Илюша, не врубаешься в ситуацию. ХАК нельзя грабить, это ХАК грабит всех! На любом континенте, в любой стране, даже в Туране! – Каргин передвинул диск к Алекперову. – Телевизор с видаком найдется? Так погляди! Сейчас, при мне. Привет здесь от Нури Дамировича, президентского племянника. Тебе первому показываю, а мог бы дядюшке отправить с запиской анонимной, чем вызваны такие меры… Оцени!

Алекперов поднялся с каменным лицом, подошел к стенке, откинул доску секретера, за которой матово блеснул огромный телевизионный экран. Каргин, почесывая рубец под глазом, глядел на его спину. Спина была прямой, но пальцы, когда банкир вставлял диск в прорезь магнитофона, дрожали, и отраженный бриллиантом солнечный зайчик прыгал по стене.

– Звук, – промолвил Каргин, – звук сделай потише. Не то секретаршу свою перепугаешь.

Трансляция длилась недолго, минут шесть-семь, и когда банкир повернулся к Каргину, с лицом его произошла разительная перемена. Оно уже не казалось непроницаемым; в глазах метался ужас, веки трепетали, а из краешка рта стекала на безупречный костюм струйка слюны.

– Что… что это? – с трудом промолвил Алекперов, возвращая диск. – Вода, и в ней… Что это было?

– Океанариум города Ниццы, – любезно пояснил Каргин. – С пираньями. Рыбки такие, в Амазонке водятся.

– И они Нури…

– Жив Нури и относительно цел. Даже не знает, кому обязан этими острыми переживаниями. Деньги сюда! – Каргин похлопал ладонью по столу. – Если вопросов больше нет, то…

– Вы не отправите эту запись президенту? – Сдвинув портрет туран-баши, под которым обнаружилась дверца сейфа, Алекперов открыл его и начал выкладывать тугие зеленоватые пачки. Каргин считал.

– Не отправлю. Зачем волновать старого человека? Два с половиной, все правильно… Теперь еще пятьсот, штрафные санкции… Поживее, Ильяс Гарифович!

Он поднял трубку телефона, набрал калифорнийский номер и, услышав голос Холли Роббинс, секретарши Мэлори, сказал:

– Это Алекс Керк из другого полушария. Вы еще на работе, мэм? Не бережет вам коммодор, не бережет!

– Сегодня просил задержаться, пока вы не позвоните, сэр. Как погода в другом полушарии?

– Просто великолепная. Скажите коммодору, что вопрос урегулирован, и кормить пираний нет необходимости.

– Слушаюсь, сэр. У нас погода тоже неплохая. Такое ясное звездное небо…

Каргин повесил трубку, склонил голову к плечу и осмотрел ровный штабель долларовых пачек. Потом вытащил газету и бросил ее на стол.

– Еще один вопрос, мой дорогой банкир. Это зачем в ячейке оставили? И почему на японском?

Алекперов с трудом сглотнул.

– Японец дал.

– Какой японец?

– Позавчера меня в «Достык» пригласили. Местные предприниматели, бизнес у них с этим японцем, икру он хочет вывозить или осетрину, а оплата пойдет через Первый президентский… У меня с английским нет проблем, так что пришлось японца развлекать, а он мне эту газету сунул. Сказал, что на первой странице интервью с каким-то мафиози, ограбившим банк на два с половиной миллиона…

Зальчик! – припомнилось Каргину. Отдельный маленький кабинет, а в нем – танцующая девушка и четверо мужчин… Тот зальчик, куда он заглянул, прогуливаясь у «Достыка»… Японец там, кажется, присутствовал… а другой – у стойки портье, вчера… Многовато развелось в Армуте японцев, решил он, поднимаясь.

Алекперов, ссутулив плечи, с тоской взирал на груду долларов.

– Скажу вам честно, мистер Керк… Приехал вчера пораньше, взял дубликаты ключей, спустился в хранилище, вскрыл ячейку, пересчитал… А там – ровно два с половиной, как в газете! И показалось мне, аллах знак подает… Сумку взял, а газету оставил. Сумочку вашу я потом сжег…

– Это прискорбно, но предусмотрено, – произнес Каргин. Затем открыл дверь, позвал Диму и велел сложить деньги в чемоданчик. На пороге остановился, посмотрел на Алекперова и вымолвил: – Есть знаки от аллаха, Ильяс Гарифович, а есть от шайтана, и постарайтесь их впредь не путать. Океанариума в Армуте, конечно, нет, но серпентарий с кобрами найдется.

* * *

Сергеев заехал за ним в «Тулпар» в четверть шестого. Машина была неприметной, купленной пару часов назад и оформленной на Балабина – старенький «москвич», когда-то небесно-голубой, а теперь скорее цвета северного неба, обложенного тучами. Движок, однако, оказался приличный и позволял выжимать километров восемьдесят. Не «ЗИМ», конечно, и не «мерседес», зато внимания не привлекает. Каргин приобретение одобрил, забрался на заднее сиденье, к подполковнику, и выслушал подробный инструктаж: что говорить, когда молчать и как с многозначительным видом хмыкать и гмыкать.

Закончив, Сергеев спросил:

– Что с визитом в банк, Алексей Николаевич? Свое отспорили?

– Отспорил, и даже с прибылью. Взял НДС в двадцать процентов.

– Умеете убеждать, шеф!

– Довод был убедительный. – Каргин вздохнул и сказал: – Из полицейского управления звонили, некий кезбаши Аязов… Бандиты с ним связались, выкуп требуют за наших в шесть миллионов, а что за бандиты, непонятно… Контакта с ними Аязов не дает, настаивает, чтобы деньги через него переслали. Вы узнайте, что за тип этот кезбаши. Не нравится он мне.

– Узнаю, непременно узнаю, – молвил Сергеев. – Это легче, чем Ростоцкого искать. Ну, время! Поехали!

Пока Балабин вел машину из центра в заводской район, Каргин предавался воспоминаниям. Давным-давно, лет тридцать назад, когда семья их обреталась в гарнизоне под Хабаровском, отцов сослуживец дядя Паша (фамилию он по малолетству не запомнил) купил такой вот «москвич» или очень похожий, тоже голубой; купил, вытянув из шапки командира счастливую бумажку с крестиком, собрав три четверти суммы по всем гарнизонным приятелям-офицерам. А когда обкатал машину, залезла в нее ребятня – Минька, дяди-пашин сын, Ася с Верушкой, близняшки, маленький Лешка и еще пять или шесть душ – и повез их дядя Паша в тайгу, к какому-то озеру с теплыми ключами, и купались они там по посинения, и визгу было ровно столько, сколько счастья… Где они теперь, думал Каргин, где дядя Паша, и Минька, и те девчонки, которых мать родная путала? Где? Живы ли, довольны? Нашлась ли им доля в новой России, и какая? И где тот голубой «москвич» – сгнил ли на свалке или еще бегает, рычит с презрением на всякие «пежо», «фиаты» и «форды»?

– Здесь остановимся, – услышал он голос Сергеева и очнулся. До площади с трехэтажным зданием заводского управления было метров двести или сто пятьдесят, и Каргин отлично видел большие фанерные щиты с президентским портретом и загадочной надписью на туранском, а за ними – стоявших на посту автоматчиков. Двери проходной были распахнуты, и из них потоком изливались труженики, распадаясь на более мелкие струйки – кто домой пешком, а кто к автобусной остановке. Иногда слышался требовательный автомобильный гудок, ворота рядом с проходной с протяжным скрипом раздвигались, пропуская машину – это, надо думать, разъезжалось начальство.