Читать книгу - "Знак обратной стороны - Татьяна Нартова"

Алиса произносила все это серьезным, осторожным тоном. Возразить было нечего. Мужчина и сам понимал, что все больше отдаляется от себя прежнего – свободного, небрежного, любящего сам процесс творчества больше, чем дивиденды, которые приносят его плоды.

Да, он стал раздражительным, властным, нетерпящим даже мелких помех на пути. Если раньше Роман мог писать картину на протяжении нескольких лет, то оставляя ее, то снова возвращаясь к работе, то сейчас его расписание ничем не отличалось от расписания какого-нибудь офисного менеджера. Шесть утра подъем, плотный завтра, а дальше пять-шесть часов художник вырезал, пилил, красил, делал эскизы и занимался еще десятком дел.

Но благодаря жесткой дисциплине появилась «Лестница амбиций» – его самая на текущий момент обсуждаемая инсталляция. Всего четыре месяца от нелепой зарисовки на краю салфетки до огромной скульптуры. И Роман ничуть не жалел об этом. Ну, может быть, самую капельку. Но разве та капелька могла сравниться с морем восхищенных отзывов на телевидении и в газетах? К нему, правда, прилагалось обширное болото негатива. Некоторые журналисты назвали «Лестницу» омерзительной, многие – непристойной и отпугивающей. Один умник даже так выразился: «Самая бескомпромиссная в своей безвкусности пустышка со времен «Маман» Буржуа^[36]». Роман несколько раз перечитал ту статейку, приходя от нее во все больший восторг. Если автор рассчитывал, что сравнение его скульптуры с самым знаменитым гигантским пауком оскорбит Сандерса, он просчитался. Скорее, это выглядело как комплимент.

А что тот, второй, точнее, первый – «некий Александров», как выразился продавец на ярмарке? Разве он добился чего-нибудь путного? Ответ звучал коротко и однозначно – нет. Он был бесполезен, лишь отнимая и без того драгоценное время у знаменитого альтер-эго. Но именно Роман, а не Лех больше нравился его сестре и родителям. И именно его имя было вписано в их общий паспорт. Он платил по счетам, встречался с друзьями и страдал от постоянных видений тоже Александров, а не Сандерс. Алиса была недалека от истины. Это, реально, походило на странную форму сумасшествия, но именно так воспринимал мужчина две стороны своей жизни – как сосуществование двух людей.

– Ладно, – врач застегнула второй полуботинок и встала. – У меня нет никакого желания с тобой спорить. Лучше расскажи: что-нибудь изменилось после того, как ты начал принимать актовегин?

– Как сказать, – задумался художник.

– Давай, выходи, – не стала дожидаться более вразумительного ответа Алиса. Прихватив пальто и сумочку, выключила свет в кабинете и вышла в коридор, жестом подгоняя брата.

С тех пор, как она окончила медицинский, у Романа не было ни месяца перерыва. Алиса считала своей священной миссией вылечить его от его приступов, а заодно проводила над ним опыты. Какие только диагнозы не были ею озвучены, от мигрени до шизофрении, пока Алиса не остановилась на том, что знать не знает, что за хворь мучает брата. Но при этом продолжала пичкать его таблетками, назначать физиотерапию, даже где-то отхватила путевку в санаторий для неврологических больных.

Отказать сестре художник был не в силах, но после четырех дней сбежал оттуда. И добили его вовсе не депрессивные больные, больше напоминающие сомнамбул, не сероводородные ванны, а так называемый «лечебный стол № 12». Мужчина просто не смог жить без кофе, шоколада и пряностей. Пресная, хоть и разнообразная пища не подходила художнику, так что в итоге к его приступам прибавилось еще и жуткое недовольство жизнью.

– И что это значит? Это твое «как сказать»? – заперев дверь, снова накинулась на своего самого любимого хиляка Алиса. – Головные боли уменьшились? А частота затмений?

– Провалов. Я называю их провалами. Нет, частота та же. Хотя голова… да, думаю, болит меньше, – почти не покривил душой Роман. Сестра кивнула:

– Триггер не изменился?

– Эм… а, ты о… Нет, приходится везде носить очки.

– Эти? – Алиса указала на торчащие из кармана Роминой куртки синие стекла. – Жуть кошмарная, очки кота Базилио. Когда придут те, с градиентными фильтрами?

– На следующей неделе. Ты права: эти мне не очень идут. Они увеличивают мой и без того шикарный нос.

Брат с сестрой подошли к лифтам. Алиса не любила лишние нагрузки. Пока ждали, вынула из сумки пачку сигарет, одну тут же сунула в зубы. Теперь настала очередь Роману смотреть на нее с неодобрением. Только на его памяти сестра пыталась бросить раз пять. Последний раз как раз перед ее днем рождения. Пьяная и счастливая Алиса торжественно потушила «самую последнюю» сигарету перед собравшимися гостями в бокале шампанского. И снова, – здорово.

– Твои провалы очень похожи на сложные абсансы при эпилепсии, – после недолгого молчания произнесла женщина.

– На что, прости? – не понял Роман. Сестрица снисходительно приподняла уголки губ.

– Это такие бессудорожные приступы, когда сознание отключается, человек замирает, не реагирует ни на что. Иногда при этом возникают разные состояния, типа жемавю^[37], а также различные галлюцинации. Я видела тебя во время твоих провалов. Ты именно выключаешься, как… фильм, поставленный на паузу.

– То, что вижу, переживаю – не какие-нибудь галлюцинации, – попытался поспорить мужчина. – Все намного сложнее. Я вижу то, что не должно произойти, что, скорее всего, не произойдет, а не просто брежу.

– Знаю, знаю… я и не утверждаю, что ты – эпилептик.

Лифт приехал. Удивительно, но на этот раз в нем стояло всего двое: какая-то старушка и ее более молодая родственница – дочь или племянница. Семейное сходство бросалось в глаза. Увидев Алису с сигаретой, старшая из женщин поморщилась, а младшая инстинктивно отступила подальше, заодно освобождая место новым пассажирам.

– И все же, братец, я бы рекомендовала тебе попить клоназепам.

– Спасибо, сама побороть вредную привычку не можешь и меня сажаешь на бензодиазепины. От них, между прочим, развивается зависимость, – блеснул своими знаниями художник. После первых двух лет беспрерывных издевательств сестры, Роман перестал пить все подряд и перед приемом обязательно шерстил интернет и специально купленный в книжном справочник лекарственных препаратов.