Читать книгу - "Синяя Птица - Елена Самойлова"

Заклинание Зингары – одно из самых мощных в моем арсенале и обладает конкретной целенаправленностью. Можно настроить его на уничтожение нечисти, а можно построить так, что оно будет убивать людей. Но я нацелилась на нежить, так что изумрудные молнии, то и дело вылетавшие из «кокона», разили только виверн.

Я оглянулась – дым почти рассеялся, и нечисть уже не рисковала лезть на частокол, предпочитая выжидать с той стороны, но у меня времени на выжидание не было. Заклинание будет действовать еще секунд двадцать, не больше, и второй раз я вызвать его не смогу – сил не хватит. Поэтому я глубоко вздохнула и сделала самый сумасшедший поступок в моей жизни.

Пятнадцать секунд…

Я перемахнула через частокол и приземлилась по ту сторону ворот, оказавшись лицом к лицу с озверевшей от запаха крови нежитью…

Десять секунд…

Заклинание действовало вовсю. Изумрудные молнии сполохами озаряли пространство вокруг меня, и я знала, что каждая молния – это еще одна виверна, пытавшаяся убить меня…

Пять секунд…

К изумрудным молниям прибавились другие. Снежно белые, длинные и тонкие. Они взрыхляли землю в ладони от меня, создавая почти непробиваемый заслон. Я слабо улыбнулась – молнии прилетали как раз со стороны чердака, на котором обосновалась Хэлириан…

Заклинание иссякло, и я обессиленно опустилась на землю. Виверны, поскуливая, уже скрывались в тумане Серого Урочища, а за частоколом установилась странная тишина, но у меня сил не было поднять голову и посмотреть, что же там наверху творится. Я была не просто опустошена – выжата досуха, не было ни сил, ни желания даже подняться со стылой земли, которая так приятно холодила колени сквозь льняную сорочку…

Наверху раздался шорох, и рядом со мной аккуратно спрыгнул Данте. Я взглянула на него и вздрогнула – на лбу у него красовался длинный порез, из-за чего лицо его превратилось в жутковатую кровавую маску. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Честно говоря, белоснежная улыбка на фоне залитого уже подсыхающей кровью лица смотрелась устрашающе, но мне почему-то стало спокойнее на душе – если бы случилось что серьезное, Данте не улыбался бы так широко и открыто.

Он протянул мне руку, измазанную темной кровью нежити, и я без колебаний приняла ее.

– Теперь я верю, что ты сможешь провести нас через Серое Урочище. – Данте улыбнулся еще шире и потянул меня, помогая встать.

Я пыталась подняться, но ноги меня совершенно не держали – после такого мощного заклинания мне вообще надо бы в идеале пару часиков поспать и выпить чашку куриного бульона с горячим пирожком, но, как мне кажется, такая радость не для меня. По-моему, Данте все понял – он подхватил меня на руки и прокричал Силантию, который свесился с частокола и с беспокойством смотрел на нас:

– Волхв, открывай ворота! Нашей Еванике нужен отдых!

Ворота почти сразу со скрипом начали раскрываться, а я, прижавшись к груди Данте, слушала размеренное, чуть подрагивающее биение его сердца, под которое незаметно задремала…

После нападения виверн травники во главе с Силантием и мной в качестве скорой магической помощи целые сутки не смыкали глаз. Во время нападения пострадал не только Алин – были ранены еще с десяток жителей Древиц, преимущественно те, кто имели несчастье работать за частоколом. Хорошо, никто не погиб, но раны, нанесенные когтями нежити, быстро загнаиваются, а трупный яд, содержащийся в слюне виверн, приводит к смерти, если его не вывести из организма в течение шести-семи часов. В общем, после того как я более-менее пришла в себя, меня попросили помочь с ранеными.

Могли бы и не просить, кстати.

Кое-что в травах я понимала, да и магия для несложных заклинаний против воспаления ран и для остановки кровотечения восстановилась минут через двадцать после применения заклинания изгнания. Поэтому, стоило только одному из травников робко заикнуться о том, что волхв Силантий просил помочь с ранеными, я моментально подхватила с лавки свою сумку со снадобьями и вышла под увещевания Вильки «погодить чуток, и так наколдовалась». Алина я, несмотря на его неясные бормотания типа: «Я – эльф, я потерплю, на меня яд нежити почти не действует, иди, займись другими!», перебинтовала одним из первых, поскольку у него уже был жар, а распухшее предплечье вызывало немалые опасения. Правда, после того, как я почистила рану заклинанием и наложила повязку, смоченную в специальном настое, ускоряющем заживление ран, опухоль немного спала, но было ясно – что-то определенное можно будет сказать не раньше, чем через несколько часов. В ту ночь не спали ни Силантий с помощниками, ни я – яд виверн оказался каким-то на редкость стойким, выводился из организма долго, несколько дольше, чем обычно, при этом у раненых начиналась сильная лихорадка…

К рассвету состояние одного из раненых – того самого парнишки, который принимал у нас лошадей при въезде в Древицы, – сильно ухудшилось, и он, несмотря на все наши усилия, скончался с первым лучом солнца, так и не приходя в сознание. Остальные же чувствовали себя несравненно лучше, по крайней мере, все они погрузились в исцеляющий сон, столь им необходимый.

Меня шатало от усталости, когда я после тревожного дня и не менее тревожной бессонной ночи вышла на порог дома, в котором разместили раненых. Неожиданно яркое осеннее солнце, уже показавшееся из-за горизонта, но все еще касающееся его нижним краем, резануло уставшие глаза, словно кинжалом, и я зажмурилась.

Жалко, очень жалко было того паренька, который не сумел выкарабкаться, несмотря на все усилия волхва Силантия. Хотя, если совсем честно, увидев его, судорожно зажимавшего распоротый вивернами живот, я почему-то сразу подумала, что не жилец он уже на этом свете… Когда я проходила обучение у Лексея Вестникова, наставник научил меня определять, выживет ли больной. В первый раз мне пришлось накрывать чистой холстиной лицо женщины, скончавшейся в результате неудачных родов – ребенок был неправильно расположен в утробе, и наставник честно сказал женщине и ее мужу, что спасти мы сможем либо мать, либо дитя. Женщина выбрала ребенка. Малыш родился здоровым, но роженице мы ничем помочь не сумели – что поделать, иногда даже такие сильные волхвы, как Лексей Вестников, бессильны…

Я на всю жизнь запомнила лицо с остекленевшими глазами, на котором застыла счастливая улыбка – перед смертью женщина успела услышать плач своего сына…

Налетевший ветер ледяным кнутом стеганул по ногам, прикрытым только испачканной в крови и отварах сорочке – я так и не успела переодеться, да и не до того было. Я бросила взгляд на заснеженные вершины гор, стеной вставших в тридцати верстах от Древиц, и, устало перебирая ногами, направилась к дому Силантия – сменить изгвазданную одежду и, если получится, попытаться хоть чуть-чуть поспать.

К счастью, изба волхва находилась всего-навсего через два дома от импровизированного лазарета, и за прошедшие сутки я с молодыми травниками не раз бегала туда за забытыми впопыхах снадобьями и травяными сборами. Господи, мы, наверное, не давали выспаться ни Вилье с Хэлириан, ни Данте – так часто носились туда-сюда, да еще обсуждая на ходу, где лежат чистые бинты, где – снадобья, а где развешаны пучки трав. По правде говоря, Вилька с Хэл поначалу пытались нам с травниками помочь, придерживая раненых во время первой перевязки и кипятя воду для отваров, но потом стали только мешать, путаясь в склянках со снадобьями и сухих сборах, и Силантий отправил их на отдых. Данте продержался дольше всех, помогая поить раненых снотворным, но к вечеру пришлось отослать и его, потому как отличить после напряженного дня жаропонижающий отвар от снадобья против воспаления ран мог только травник или, на худой случай, ведунья, обучавшаяся у волхва, поскольку отвары были очень похожи друг на друга и отличить один от другого можно было только по осадку, скапливающемуся на дне стеклянной бутылочки.