Читать книгу - "Сокровища наместника - Алекс Орлов"

Компания уселась за указанный столик, и Мартин, зная порядки, показал работнику золотой терций, что подтверждало его платежеспособность.

– Сей минут, господа! – подпрыгнул работник и убежал на кухню, а монгиец снял ранец и меч, прислонив их к стене.

– Хорошо живете, братки, золото показываете.

– Бывает, что и нам фартит, – сказал Ронни.

– А я вот второй месяц пешком чухаю. Все деньги давно проел и прохожих трясу, хотя временами и стыдно.

– А чего стыдно-то? – спросил Мартин.

– Пока воевал, отвык от ремесла – настрой не тот.

– А где воевал?

– Далеко, отсюда не видать. За Нордика выступал, короля веспов.

– Что-то мы про этого Нордика слышали, да, Ронни?

– Слышали вроде, – кивнул младший партнер.

Прибежал работник и поставил на стол блюдо с квашеной капустой и диким луком, потом сбегал на кухню и добавил большое блюдо с чищеным вареным картофелем.

– Мясо уже на жаровне – полчаса как! – сообщил он напоследок и убежал.

Монгиец воткнул пальцы в капусту и, забросив в рот едва ли не целую копну, зажмурился от удовольствия.

– Лучшая капуста на всем пути, – сообщил он после паузы. – Колдует он с ней, что ли?

– А как ты с вора на солдата переехал? – спросил Ронни, чередуя картошку и капусту.

– Сначала стоппером промышлял в городе Тунстоне, это в Ингландии. Но потом сторожа повязали и под замок.

– Это какие же там сторожа были, если тебя повязать смогли? – спросил Мартин.

– Сторожа были обыкновенные, но из арбалетов стреляли без промаха. Всадили болт в спину, а когда очнулся, уже в каталажке. Хорошо, не добили, и на том спасибо.

Монгиец принялся за картошку и по примеру Ронни стал чередовать ее с капустой.

– Пять лет в замке Лаудер отбарабанил, – сказал он, прервавшись, и посмотрел сверху вниз на Мартина. – Вы-то хоть знаете, что такое пять лет на одной баланде и соленых огурцах? Когда тюфяки сбитые, так что не выспишься на них, топят в камерах только под вечер, а вода гвоздями отдает – такое вы знаете?

– Я не знаю, – честно признался Ронни, – а вот Мартин двадцать лет отбарабанил, может, он и знает.

– Правда? – поразился монгиец, уставившись на Мартина, который неторопливо кушал картошку.

– Да, было дело.

– И давно вышел?

– Чуть больше недели.

– А где сидел?

– В Угле.

– В Угле?! – еще больше удивился монгиец. – Я слышал про этот Угол. Говорили, будто там больше трех лет никто не выдерживал.

– Ну, мне повезло – прижился. Тебя-то как зовут, а то мы за одним столом, а твоего имени не знаем. Я Мартин, а он – Ронни.

– А я Бурраш! – обрадованно сообщил монгиец и протянул свою лапу Мартину, а потом Ронни, пожимая их ладошки с особой деликатностью. – Вот же повезло, каких людей хороших встретил!..

Снова прибежал работник и, предупредив, чтобы посторонились, поставил на стол огромную сковороду с жареной бараниной.

– Ох, вот это подарочек! – обрадовался монгиец. – А вообще-то, Бурраш – это прозвище мне такое в полку дали, а на самом деле я Малмук.

– А как же ты в полк попал из тюрьмы-то? – спросил Мартин, срезая ножом мясо с бараньих ребрышек.

– А, ну да! – кивнул Бурраш, который так увлекся жареным мясом, что забыл про свой рассказ. – Ну так дали-то десять лет! А уж как пять отсидел, хотел хоть на крыльях улететь, так эти ингландцы замучили. Что ни день на прогулке насмешки.

– И ты не мог за себя постоять?

– Дык, покалечил нескольких, так меня в карцер – на хлеб и воду, а надзиратели, тоже ингландцы, ночью карцер водой заполняли, мне до пояса было. И крыс в дырку забрасывали десятка два. Вот и посиди в таких условиях. До того довели, морды поганые, что хотел перебить их там всех и будь что будет, но тут приехал в тюрьму какой-то хлыщ рыжий, весь напомаженный, как баба, да еще в парике. И зачитал указ, что, если кто захочет вступить в армию его величества короля Роджера Двенадцатого, ему срок скостят один год к пяти. То есть мне оставалось прослужить годик, да и дело с концом. Я подумал, что это самое лучшее, и записался прямо из карцера! Вышел весь мокрый и в крысином дерьме. Стою обтекаю, а надзиратели скалятся, глядя, как напомаженный от меня пятится. Я говорю, давай, милорд, где расписаться нужно, но он ничего, опомнился, подошел ближе и подал бумагу, показал, куда каракуль ставить.