Читать книгу - "Хвост Греры - Вероника Мелан"

– Скоро…

Сообщила я Грере вслух, имея в виду, что после чая займусь ее посланием.

Какое-то время она сидела во мне тихо, после обернула ощущением-надеждой: «Скоро все закончится».

– Я знаю.

Закончится для нас обеих. Для нее хорошо, для меня… как получится.

Думать наперед не хотелось, но мысли все равно лезли в голову – колючие, разные.

«Ты… не погибнешь в конце?»

Она не была мне ни родной, ни чужой, она просто была, и ничьей смерти не хотелось. Хотя у меня теперь не было наркотика, нам уже не нужны были «допинги», чтобы сносно понимать друг друга.

«Я разъединюсь. С тобой. Когда послание будет передано. Пробью тоннель. Домой».

Чужая кружка была потертой, без надписей. Я покрутила ее в руках.

«А почему ты сразу не пробила себе дорогу на Четырнадцатый? Почему через СЕ?»

Зачем вообще нужен был весь этот сложный процесс? Вселение в человека, «пронос» наверх, взращивание?

«Щит. На СЕ его нет».

«А назад щит не помешает?»

«Он не впускает. Но выпускает».

Что ж, по крайней мере, она сможет уйти.

Дай мне волю, я сидела бы на этом крыльце много дней-ночей подряд. Ложилась бы спать на узкой кровати, питалась бы печеньем, отдыхала бы, наконец. Оказывается, я забыла это ощущение, и кружка чая в тишине стала мне порталом в воспоминания о том, как это бывает, когда внутри мирно и спокойно.

Прежде чем я поднялась для того, чтобы вернуться в дом, Грера задала вопрос:

«Где оставить тебя? Высадить…»

Она странно передавала слова, пользовалась не своей речью, искала схожие аллегории, смыслы.

Где меня оставить после нашего с ней разъединения?

Разве это важно, если меня все равно найдут? Раньше или позже. Тянуть эту агонию уже не было ни сил, ни желания.

«Там, где для меня все закончится… быстро».

На линии огня.

Она промолчала, и чужой эмоциональный отклик я не разобрала. А может, его просто не было.

– Что ж, пойдем искать бумагу… Или что там нужно?

Я никогда не видела ничего подобного – она писала когтем. Опять пришлось отдать ей контроль, стать почти безвольной и наблюдать за появившейся вместо руки «лапой». Но буквы выходили потрясающие: черные, мерцающие далекими галактиками, не текст, а самые настоящие провалы в бумаге. Будь у меня пальцы, как пилки для ногтей, я могла бы, наверное, просунуть их в щели, окунуть сквозь прорези в иные вселенные. Иллюзия, возможно.

Грера писала знаками. Один сложнее другого, ни одного знакомого. «Вязь Комиссии» – ответила она на мой немой вопрос.

Такому посланию, которое человек попросту не был способен бы создать, невозможно было не поверить. Его должны отличить, воспринять, ему должны внять. Спасибо старому листу для акварельных набросков, нашедшемуся в тумбе.

Пока она писала, меня морозило и трясло – побочный эффект передачи «воли». Собственное тело ощущалось холодным и частично онемевшим. Сидя на старом стуле, я коченела при жизни – очередная неприятная иллюзия.

До того момента, когда внизу получил завиток последний символ, прошел маленький век, и теперь весь лист переливался странными буквами – черными, завораживающими. Звездными.

«Тебе бы каллиграфию преподавать», – пошутила я, чувствуя, как возвращается в ладони тепло, как начинает покалывать затекшие мышцы. «Лапа» поверх моей ладони пропала, втянулись длинные когти.

«Пора».

Наверное, она не поняла про каллиграфию или просто не умела шутить.

Мне хотелось еще чаю… Наверное, на самом деле хотелось не чаю, а пятьсот минут на крыльце, пятьсот моментов тишины – непрерывное спокойствие.

Вот только желания и реальность для меня не синхронизировались.

Совсем не тянуло обратно в город – к его огням, к его людям, к ищущим меня Комиссионерам. Там случится последний бой, там будет реветь пламя, там будут свистеть пули…

Не зря говорят: перед смертью не надышишься.

А здесь был такой воздух – застывший, кристально чистый, звенящий, – что надышаться хотелось.