Читать книгу - "Держитесь подальше от театра - Анатолий Гречановский"

– Вот именно, – подтвердил профессор по черной магии, – именно сейчас, в век массового сомнения в единых ценностях Добра, Красоты, Любви, в едином спасительном Разуме, нужно сделать выбор между верой и неверием.

– Кризисные ситуации в жизни общества, – продолжал размышлять Иван Николаевич, – войны, эпидемии, стихийные бедствия – должны выявлять и обострять в намерениях, поступках и делах людей любовь к миру, любовь к ближнему, любовь к природе, любовь к вечности, и не важно, есть Бог или нет, вера – это готовность человека к пересмотру своей жизни, сделать ее лучше.

– Это все в идеале. В реальной жизни выглядит все иначе, – и, как бы что-то вспомнив, профессор по черной магии многозначительно произнес: – Именно так! Я еще тогда спросил Соломона, сына Давида: «Что это вы, милейший, так заумно написали в «Екклесиасте» про веру в вечной круговерти вселенной и человека, что будущие богословы почтут вас за еретика?», на что он мне ответил: «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Именно так! – и, обратившись к собеседникам, с сожалением проронил: – Время. Всесильное время. Люди не только не хотят, но иногда страстно жаждут не знать времени – старости, смерти, – освободиться от его власти, мечтают о продолжении жизни. Зачем их лишать веры?

– Выбор не так прост, – после паузы возразил Иван Николаевич, – опасны крайности. Слепая вера породила инквизицию, слепое неверие породило воинствующий атеизм, что привело, в обоих случаях, к массовому террору. Человек должен осознанно сделать свой выбор, особенно сейчас, когда произошел отказ от фальшивых идеалов. Внешние признаки религиозности у большинства населения, в том числе среди «элиты» и бандитов – это дань моде и не ориентированы на исполнение христианских заповедей. Но насаждение религиозности в качестве обязательного предмета – невозможно. Это ведет к разрушению веры и к неверию. – После небольшой паузы спросил, как бы у самого себя: – А необходимо ли делать выбор между верой и неверием, действительно ли этот выбор неизбежен? – и сам себе ответил: – С точки зрения логики – третьего не дано.

– Третье возможно, – твердо заявил профессор по черной магии. – В основе веры в Бога лежит не образованность и не невежество, а нравственность, внутренние духовные качества, которыми руководствуется человек. Они формируются в контакте с духовной информацией. Поскольку духовный опыт обладает вечной природой и не разрушается временем, он накапливается из жизни в жизнь и постепенно количество перерастает в качество, а при встрече с носителем духовного знания, Учителем, человек обретает решимость следовать духовному процессу.

– А если этих духовных качеств в сердце нет? – улыбаясь, с иронией спросил Берлиоз. – Если даже при высоком интеллекте человек не может понять или принять Бога? Не значит ли это, что у человека нет никакой веры?

– Вера – это вечное свойство души, – злобно сверкнув зеленым глазом и повысив голос, продолжал профессор по черной магии, – и теперь она просто устремится в противоположную сторону, к материи.

На пруду испуганно захлопали крыльями встревоженные грубым окриком лебеди. Стая ворон с криком поднялась с макушек деревьев, покружила над прудом и унеслась прочь.

– Имейте в виду, – уже спокойно обратился профессор к непреклонному редактору, – Бог существует. Пока существует человечество, будет существовать Бог. В нем начало и конец. Рано или поздно люди придут к нему. Главным побудительным фактором является беда, нужда, любопытство или поиск абсолютной истины.

– «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их», – тихо произнес цитату из библии начитанный редактор.

На этом все расстались, каждый пошел своим путем. Иван Николаевич еще долго бродил по одним и тем же, понятным только ему, переулкам и возвращался домой совершенно больной. Бабушка делала ему профилактический укол и укладывала спать. Утром он просыпался спокойным и здоровым. Дед никогда не рассказывал о своем пребывании в лечебнице.

Сема попытался представить палату, в которой находился дед.

– Так, значит обязательно кровать у стены, как у меня… – и тут Сема осекся. Разве могла в лечебнице быть такая шикарная двуспальная кровать с резными спинками из дорогого мореного дуба? Сема метался из комнаты в комнату, но попытка визуализации не приводила ни к чему и разрушалась в пух и прах. Пораженный внезапно пришедшей мыслью, он остановился у окна с выходом на балкон, с опущенными бамбуковыми жалюзи.

– Решетки, несомненно, должны быть решетки.

Засомневавшись, Сема подскочил к дверям и дернул за ручку, дверь не открылась. С испуга он начал дергать еще и еще, но, опомнившись, повернул ручку и открыл дверь.

– Слава богу! – обессиленный опустился и сел прямо на пол.

Неожиданно завыла сирена, и голос в репродукторе очень серьезно объявил:

– Внимание, внимание! Газовая атака. Всем срочно покинуть помещение, получить противогазы и спуститься в бомбоубежище. Повторяю. Газовая атака. Всем срочно покинуть…

– Неужели война?! – Сема вскочил, больно ударившись о подоконник, заметался по комнате, ища, что с собой взять, но, передумав, схватил тетрадку, сунул ее за пазуху и выскочил в коридор.

Из комнат не спеша выходили жильцы и спускались по лестнице на первый этаж. Сема, удивленный этой медлительностью, расталкивая идущих, побежал к лестнице.

– Не спешите, все там будем, – сказал, улыбаясь, пожилой мужчина.

На первом этаже дежурный раздавал сумки с противогазами. Все получившие спускались в подвал и рассаживались на лавках, стоящих у стен. Когда все расселись, двери закрыли на запоры. В полумраке старший Пионервожатый в белом халате осмотрел всех присутствующих и скомандовал:

– Достать противогазы.

Все послушно достали маски и приготовились к надеванию. Маска Семы не слушалась и не хотела вылезать из сумки.

– Вы пуговичку расстегните, – тихо сказала соседка. Пионервожатый подошел к сухощавому мужчине среднего возраста, непонятного происхождения – то ли метис, то ли мулат, – сидевшему с закрытыми глазами, видно дремавшему от нехватки кислорода.

– Господин режиссер, газы, – рявкнул он на последней фразе.

Тот вздрогнул, непонимающе посмотрел на Пионервожатого, потом схватил маску и стал натягивать на лицо.

– Ну кто так надевает маску? – недовольно возмутился Пионервожатый, обращаясь к сидящей массе. – Сколько можно повторять, маску надо надевать от подбородка.

Он достал маску, растянул ее и хотел надеть, как что-то грохнуло.

Режиссер упал с лавки на пол и задергал ногами. Подбежавшая сестричка Катюша стащила с него маску и стала бить по щекам. Он с выпученными глазами жадно глотал воздух.

– Что с ним? – спросил Пионервожатый.

– Забыл клапан с коробки снять. Вы проверяйте, прежде чем командовать.

– Ладно, сами уже должны знать. Отбой!