Читать книгу - "Цветок Фантоса. Романс для княгини - Наталия Фейгина"

До них оставалось всего несколько шагов, когда Алексей поднял руку с возникшим в ней палашом, а фон Раубен выхватил откуда-то цобермейстерский жезл.

– Беги, – приказал мне муж, шагая наперерез своему товарищу по несчастью, завершавшему перерождение в тварь.

– Мы задержим, – крикнул фон Раубен, становясь рядом плечом к плечу с ним.

Я, словно опомнившись, повернулась и бросилась бежать со всех ног. Теперь дело было за Охотником, а мне здесь делать было нечего. Вот только у Твари были другие планы. Не успела я сделать и десятка шагов, как она возникла прямо передо мной. Теперь я могла как следует рассмотреть и огромные кожистые крылья, и клешни, и лапы, и щупальца… Вблизи она была ещё отвратительней, чем издали. Я ощущала смрад ненависти, источаемый Тварью, и была готова к тому, что она бросится на меня, но Тварь замерла, хищно вытянув тонкие стебельки усиков, на концах которых покачивались большие круглые глаза – дюжина, если не больше. Она смотрела мне за спину, туда, где вели свой последний бой Алексей и фон Раубен.

Я обернулась и увидела, что две полупрозрачные человеческие фигуры с трудом сдерживают напор звероподобной тени. Оставалось надеяться, что они смогут продержаться до появления Охотника.

Вновь повернувшись к Твари, я увидела, как налились тьмой её глаза. И ужаснулась при мысли, что за всеми этими лапами, щупальцами и глазами на стебельках скрывается нечто, прежде бывшее человеком. Тварь – я продолжала думать о ней в женском роде, хотя откуда-то пришла уверенность, что переродившаяся душа принадлежала в своё время мужчине – вздрогнула как от удара. И перевела на меня взгляд. И я захлебнулась текучей тьмой её взгляда. Тьма на бесконечное мгновение, пропитанное страхом и липким отчаяньем, поглотила и поляну, поросшую серым пеплом, и тварь, и меня саму, заставив позабыть, кто я и что я.

А потом тьма схлынула, и я обнаружила себя в странном месте. Во все стороны тянулась бесконечная равнина, покрытая камешками, камнями и валунами всех оттенков серого от светлого, почти белёсого до грязно-серого. Тускло-серое небо над головой мрачнело с каждой секундой и вдруг разразилось дождём отвратительного оранжево-бурого цвета. Тяжёлые, маслянистые капли обрушились на меня, обжигая и ослепляя. Я, прикрывая глаза рукой, бросилась к лежавшим неподалёку валунам, надеясь найти там хоть подобие укрытия. Но, пробежав нескольких шагов, казалось отделявших меня от камней, обнаружила, что нисколько не приблизилась к ним. Жалкая попытка протереть лицо осклизшей от дождя манжетой не помогла, и я продолжала бежать вслепую. И вскоре, зацепившись ногой за камень, потеряла равновесие, и со всего размаха полетела… Но не на усеянную серыми камнями землю, а в разверзшуюся под ногами бездонную пропасть.

Я открыла глаза и посмотрела вниз, страшась увидеть быстро приближающееся дно. Но там, внизу, далеко-далеко внизу клубился багровый туман. Клубился, клокотал, тянулся ко мне щупальцами. Щупальца взлетали над туманом, переплетались между собой, змеились, на глазах превращаясь в змей. И мгновение спустя подо мной шипел клубок извивающихся багровых змей. Змеи шипели…

Нет, это шипели змеи моего браслета. Все три змеи, приподняв головы с чёрноопаловыми глазками, шипели на Тварь, стоявшую передо мной. А Тварь, между тем, стояла неподвижно, и лишь стебельки её глаз шевелились беспокойно, да тревожно подрагивали кончики её длинных ушей. Один глаз в удивлении таращился на меня, второй смотрел куда-то мне за спину, откуда доносились звуки сражения, ещё пара глаз косила по сторонам, остальные были полуприкрыты. Похоже было, что Тварь одновременно наблюдает за своим наполовину взбунтовавшимся выводком, изучает меня, вырвавшуюся из круговерти насланных ею кошмаров, и прислушивается к чему-то… Или к кому-то. К тому, кому уже пора бы быть здесь…

Должно быть, Тварь что-то почуяла, и начала бледнеть, таять. Ещё мгновение, и она исчезнет отсюда, возникнув где-то в другом месте. Вот как она ускользала от Охотника!

Гнев охватил меня при мысли, что эта мерзость, сгубившая Алексея и завладевшая его душой, виновная в смерти моего недоношенного сына, снова скроется, чтобы и дальше безнаказанно творить зло.

Нет, я не могла позволить ей уйти. Я призвала Дар и ударила Тварь, вложив в удар всю свою ненависть. Удар мой не смог бы сильно повредить ей, будь Тварь здесь целиком, но для истончившейся, полусчезнувшей он оказался болезненным. Она содрогнулась… Сумерки летней ночи, до цвета которых успела выцвести Тварь, стремительно сгустились до непроглядной тьмы. Тварь вернулась. Вернулась, чтобы обрушить на меня свою ярость.

Она больше не пыталась затянуть меня в кошмары, но огненными бичами взметнулись её тонкие длинные щупальца. Я поднырнула под одно, увернулась от другого, и почти ускользнула от третьего. Почти.

Ударом бича обрушилось оно на левую руку чуть ниже плеча, и рука безжизненно повисла. Боль обожгла меня, но я только стиснула зубы. А потом отзеркалила боль Твари. Та снова вздрогнула и зашипела. Сразу дюжина щупалец метнулась ко мне.

Я отпрянула, с ужасом понимая, что следующим броском Тварь достанет меня. Но поляна уже наполнилась лаем и клёкотом, а широкая спина Аэрта, возникшего передо мной, заслонила от меня Тварь. А в следующее мгновение его золотое копьё пронзило средоточие тьмы, и Тварь с жалобным воем растаяла, исчезнув теперь уже навсегда. И мне показалось, что в этом вое прозвучало «Жофруа дю Тенль! Меня звали Жофруа дю Тенль».

Прощай, Жофруа. Я не чувствую больше ненависти к тебе. Я вообще больше ничего не чувствую, кроме боли.

– Тали!

Аэрт склоняется ко мне. Странно, а я и не заметила, как опустилась в пепельную траву.

– Тали, посмотри на меня!

Посмотреть? Это слишком сложно. Но я поворачиваю голову и смотрю. Не на Охотника, а туда, где псы рвут с остервенением молодую тварь. Я ищу взглядом Алексея. И он, и фон Раубен ещё здесь. Только теперь они больше не выглядят неясными тенями. Они так же ярки и вещественны, как Аэрт. Полупрозрачны лишь их крылья, огромные крылья.

– Натали, девочка моя!

Это Алексей опускается на траву рядом со мной.

Но я закрываю глаза, позволяя боли забрать меня в благословенную явь.