Читать книгу - "Синайский гобелен - Эдвард Уитмор"

Одно старое изречение гласит, что в мире есть лишь сорок людей, и за всю жизнь нам дано узнать лишь дюжину. Это что-то объясняет?

О'Салливан глубокомысленно кивнул, словно бы взвешивая сказанное. Оно, может, объясняет помешательство и лунатизм, но вряд ли что-то еще.

Я слышал это изречение, прокричал он, но разве оно относится к такой долгой жизни, как ваша? Ведь если вы прожили три тысячи лет, не маловато ли знакомств вы завели?

Неполных три тысячи, прошептал Хадж Гарун. Без шестнадцати лет.

Ладно, неполных три тысячи. Так кто эти двенадцать человек? Эмиры и патриархи? Главные раввины? Кардиналы? И им подобные?

О нет, прошептал Хадж. Гарун.

А кто?

Помните того человека, что ходит туда-сюда по площадке у лестницы, ведущей к подземной крипте?

У Храма Гроба Господня? Тот, который никогда не останавливается? И все время бормочет что-то себе под нос? Вы еще сказали, что он занимается этим последние две тысячи лет.

Да, он. Вот он мне поверил. По крайней мере, не побил меня, когда я ему рассказал.

А он перестал бродить взад-вперед?

Нет.

Прекратил бормотать?

Нет.

Он хоть посмотрел на вас?

Хадж Гарун вздохнул.

Нет.

Ага, ладно, кто еще?

Был один башмачник. Я зашел к нему в будку, рассказал ему, и он тоже меня не побил.

Где это было?

Где-то в Старом городе.

А где?

Не могу точно вспомнить.

Когда?

Я не помню.

Еще кто?

Сейчас не припоминаю, но, может, потом всплывет.

Чудненько, подумал ирландец, никаких конкурентов. Иди и бери эту карту.

Но, ради Исуса, хотя бы это правда? крикнул он.

О боже, правда, простонал Хадж Гарун, чувствуя, как каик начинает проваливаться, а в небо взбирается новая чудовищная волна, и он повернул голову, подставляя под ее яростный удар другую щеку.

* * *

В тот же день, когда они пришвартовались в Константинополе, нутро каменного скарабея было до отказа набито разобранными чешскими винтовками. На обратном пути тоже штормило, и ко времени возвращения Хадж Гарун обходился без пищи уже три недели. В Яффе тяжелый жук был выгружен с судна на тележку. На пристани почти никого не было, и офицерам английской таможни, похоже, делать было нечего.

Не удалось продать?

В этот раз много не дали, но в следующий раз получится.

Чиновник внимательно смотрел на Хадж Гаруна, ржавый шлем которого все опрокидывался на нос. Старик ходил кругами, ему не терпелось покончить с последним этапом путешествия.

Кто он? шепотом спросил чиновник. В смысле, кем он себя считает?

Он не считает, он знает. Он последний царь Иерусалимский.

Что?

Он самый.

Скарабей его?

Да.

Где он его взял?

Получил от прежнего царя.

Когда это было?

По-моему, в двенадцатом веке. Он не силен в датах и в формах одежды.

Чиновник улыбнулся и вынул ручку.

Имя?

МакМэл'н'мБо, священник-пекарь.

Постоянное место жительства, господин священник?

Дом героев Крымской войны, Иерусалим.

Национальность?

Крымчанин.

Статус пассажира?

Ветеран войны в отставке.

Настоящее занятие?

Хранитель королевского скарабея, второго класса.

Чиновники заулыбались, но лицо О'Салливана оставалось серьезным. Он с трудом удерживал Хадж Гаруна, который готов был, кажется, в любую секунду шагнуть с пристани.

Повышения не скоро ожидаете?

Лет через десять, наверное.

Чудесно. А теперь подведите старика поближе сюда, чтобы я мог задать ему пару вопросов.

Нет, ближе не стоит, если не хотите заразиться бешенством.

Чиновник рассмеялся.

Имя? Место жительства? Профессия?

Хадж Гарун пробормотал свое имя, а затем три или четыре раза произнес Иерусалим. Не понял. Профессия?

Иерусалим, сказал Хадж Гарун.

Это что, профессия?

Для него да.

Но послушайте, пусть скажет что-нибудь, что он делал в своей жизни. Все что угодно, мне неважно, мне только надо заполнить этот бланк. Ну что ж, тогда скажите им, произнес Джо. Ладно, скажу, ответил Хадж Гарун. Однажды я написал Синайскую Библию. Что?

Синайскую Библию. Я уверен, вы о ней слышали.

Очень мило. Что же такое Синайская Библия, дружище?

Подлинная Библия, прошептал Джо. То есть самая старая из ныне найденных, только сейчас она опять утеряна. Он забыл, где ее спрятал.

Чиновник выругался.

Кто спрятал?

Вот этот араб по имени Аарон. Тот, кто ее написал.

Проваливайте на хрен с пристани, заорал чиновник.

О'Салливан любезно поклонился. Он взялся за тележку, а Хадж Гарун хрипло, со свистом закашлялся. С превеликим усилием толкая тележку с тайным грузом оружия, они выкатили ее с пристани, часть пути они разгонялись, а потом им пришлось бежать, потому что огромный каменный жук сам с шумом помчался в Святую Землю.

* * *

На следующий день они еще карабкались вверх по склону к Иерусалиму под грядой облаков. Они шли возле тележки молча, Джо погонял ослика, а Хадж Гарун ковылял сзади. К концу дня Хадж Гарун впервые открыл рот.

Это мой последний путь.

Зачем так мрачно?

Три недели без еды. Я устал.

А как же Синдбад и все его путешествия? Вы же не можете забыть все это и просто так сдаться?

Нет, не могу.

Правда, очень тяжело, но сдаваться нельзя.

Он уронил подбородок на грудь, стукнув шлемом по носу. Света с пасмурного неба было мало, глаза слезились, как обычно, и он едва разбирал дорогу. Несколько часов он вслепую брел по пустыне, натыкаясь на камни и кусты. Он исцарапал и порезал руки, расшиб колено на одной ноге, растянул связки на другой и хромал. Из рваной раны на щеке сочилась кровь.

Их терзал холодный ветер. Джо тяжело шагал, опустив голову. Вдруг послышался громкий треск. Ослик остановился, и Джо пошел посмотреть, что случилось.

Хадж Гарун, вытянувшись, лежал на земле лицом к высокому узкому валуну. Он сослепу налетел на него, пропустив между ног, вернее, пропустил бы, если бы валун не оказался высотой по пояс. Камень вонзился ему в пах, разорвав мускулы и сломав кости. Он потерял равновесие и упал головой вниз, подвернув ногу. На шлеме, спасшем его голову, появилась свежая вмятина.