Читать книгу - "Вольная Русь. Гетман из будущего - Анатолий Спесивцев"

Выпив рому – удивительное дело, в холодную погоду выпитый холодный ром греет тело и душу – и поужинав, барон раскрыл свои стихотворные мемуары, чтоб окончательно их доработать для издания. Включил керосиновую лампу на половину мощности: новых поставок земляного масла для нее в ближайшее время не предвиделось, а старые запасы таяли, будто снег на весеннем солнце.

«Действительно, будь это вино, подумал бы, что кто-то тайком отпивает! Хотя и трудно представить существо, способное ЭТО употреблять внутрь. Ведь пользуюсь-то лампой редко и с бережением этой вонючей гадости, а она убывает. Надо будет узнать, не захватили ли в Минске казацких запасов? Глаза уже совсем не те, что были в молодости, при свечах, наверное, писать не смогу».

Раскрыл серебряную, казацкой же работы, чернильницу-невыливайку, снял колпачок с их же ручки с золотым пером и погрузился в мир собственных воспоминаний.

Работа спорилась, поэт окунулся в нее с головой, когда вдруг в ночной тиши, нарушаемой только свистом ветра, доносившейся даже до рейда перекличкой петухов да скрипом пера по бумаге, раздался неприродный, жуткий в своей неестественности вой-визг-грохот-свист – даже сердце заныло, и в дыхании сбой произошел. Одновременно за окном замелькали яркие блики, на кораблях эскадры послышались удивленные, встревоженные крики стоявших на вахте. Пришлось ему бросать ручку и бумагу. Пришлось срочно накидывать теплый халат, гасить лампу и подниматься на мостик.

Ежась от не очень сильного, но влажного и холодного ветерка и сразу же пожалев о ненадетой шляпе, Карл всмотрелся в происходящее. Некие… непонятно что – точно, что не божьи создания, – прилетали откуда-то с юга, несясь по воздуху с огромными огненными хвостами, издавая при этом те самые, не характеризуемые одним словом звуки, с грохотом, негромким, впрочем, обрушивались на Хлебный остров. Первым делом на ум пришли происки нечистой силы, связи с которой некоторые из вражеских вожаков не скрывали – даже бравировали ею. Только затем вспомнились донесения о самолетающих, а не выстреливаемых из пушки снарядах, которыми казаки сожгли столицу Оттоманской империи, а заключившие с ними нечестивый союз католики недавно уничтожили мавританские корабли и города. Прежде находившийся в коалиции со Швецией, предводитель казаков Хмельницкий предоставлять это оружие отказался наотрез. Ни за какие деньги.

«А почему, собственно, или создания нечисти, или поджигательные снаряды? Думается, и то и другое! Вы, предавшиеся тьме, продав души дьяволу, получили от него подарки, неведомые даже цивилизованным народам? Так мы их у вас заберем, не губя при этом свои души. А ваше гнездо порока и разврата уничтожим. Потому как представить даже невозможно, чтобы все эти изобретения сделали степные разбойники. Ясно дело, выпросили у слуг Сатаны! Скорее всего, что слуг, сам Князь Тьмы к дикарям вряд ли снизойдет. А уж этому самозваному гетману, вообразившему себя диктатором в римском стиле…»

Пока адмирал предавался мечтам о казнях, которые шведская корона обрушит на непокорных, слишком много о себе возомнивших схизматиках, выявилось, что огненные птицы принесли на Хлебный остров не просто разрушения, а пожары. Много пожаров, как и ожидал Карл, вспомнивший подобные обстрелы на юге.

Гюллениельм сталкиваться с врагом, кидающим на город такие снаряды, совсем не рвался. Не из-за трусости, почти семидесятилетний воин не раз и не два показывал личную храбрость на поле боя. Из опасения погубить и без того невеликий пока шведский флот. Был у опытнейшего полководца и флотоводца повод не делать это – темнота. Только скоро те самые многочисленные пожары, вспыхнувшие на Хлебном острове, такую отмазку ликвидировали, достаточно ярко осветив окрестности. Пришлось сниматься с якоря и следовать к месту происшествия. Не надо было быть великим умником, чтобы догадаться, кого сделают козлом отпущения в Стокгольме, если враги, спалившие одну из жемчужин шведской короны с воды, уйдут безнаказанно.

* * *

Казаки обнаружили шведские галеры раньше, чем с них увидели чайки, что было вполне естественно. Скандинавы шли на относительно крупных (по сравнению с чайками) кораблях, с фонарями на корме, видимыми и с носа, сечевики выскочили на Вислу из бокового канала и поначалу плохо различались на фоне берега. Освещенность на основном русле существенно уступала району возле пылавшего Хлебного острова. Наказной атаман крикнул, чтоб рулевые повернули кораблики на юг, следуя вдоль берега.

Сирко стал перед выбором: попытаться уйти на юг вдоль правого, восточного берега, рассчитывая, что вражеский адмирал не заметит чайки и не рискнет далеко продвигаться во тьме в незнакомом месте, или рвануть к противоположному берегу под носом у шведов и, высадившись там, оторваться от преследования пешими. Второй вариант предусматривался при планировании операции, верстах в трех южнее, как раз у левого, западного берега его поджидали основные силы – все оставшиеся на Висле, не ушедшие с трофейным хлебом домой чайки. Третий поворот событий – схватка двух чаек с тремя галерами, точнее адмиральским галеасом и двумя галерами – оставался на случай, когда придется подороже продавать свои жизни. Шансы на победу имелись в данном случае только у скандинавов. Оба варианта имели свои плюсы и минусы, стоило подумать перед выбором. Однако за атамана решил какой-то шведский (польский? немецкий?) стрелок, пальнувший в чайки. Пуля пролетела далеко от суденышек, но выстрел обозначил их присутствие для врагов.

Иван, чуя грядущие неприятности, отдал команду на пересечение Вислы. Хлопцы быстро набрали максимальный темп гребли, река не море, ночь не день, бог не выдаст – свинья не съест. Шедший первым галеас пальнул из своих морских орудий, закономерно промазав: не умели тогда в мире стрелять ночью, разве что топчи оджака имели бы возможность попасть на таком расстоянии, но никак не шведы. Ядра булькнули на дно далеко от цели, никого на чайках даже не обрызгав. Шедшей следом за флагманом галере не удалось попасть снарядами в зону видимости обстреливаемых: куда она бахнула, так и осталось большим секретом для всех. На перезарядку крупнокалиберных морских пушек даже днем тратили в середине семнадцатого века не менее десяти-пятнадцати минут, появился шанс уйти без потерь.

Голосовые команды гребцам сменились барабанным ритмом, чайки, будто птицы, неслись по воде – вот-вот взлетят, шведы безнадежно опаздывали, как вдруг в этот ритм вкрался диссонанс – глухой стук, громкие матюки. Шедшая второй чайка на хорошей скорости столкнулась с разогнанным половодьем бревном. Борт старого, много лет верно служившего кораблика не выдержал испытания, проломился, он быстро стал заполняться водой.

– Усе, кончилась наша удача, – крайне нехарактерным для него унылым тоном произнес сидевший рядом с атаманом весельчак и балагур Небыйморда.

– Не каркай, як ворона. Еще в наших руках сила, не затупились наши шабли, – и уже обращаясь к рулевому, скомандовал: – Хведир, правь до братив.

Спасение утопающих заняло не так уж много времени, но дало возможность третьей, немного поотставшей шведской галере подойти на выстрел картечью. На менее чем сто саженей, комендоры не промахнулись, точнее, не все промахнулись, ибо, попади по такой небольшой мишени пять пушек, живых бы там не осталось.