Читать книгу - "Тени войны - Алекс Орлов"

Засыпал, притромбовал и огляделся. Никто не видел.

Человек встал с колен, отряхнул руки и с чувством исполненного долга направился к двери в бесконечной стене. Он взялся за медную ручку и, прежде чем потянуть на себя, оглянулся: солнце садилось в успокоившееся доброе море. Человек открыл дверь и решительно шагнул вперед.

Дверь позади не захлопнулась, и он, обернувшись, чтобы закрыть ее, отпрянул. Оказывается, человек стоял спиной к пропасти, на самом ее краю.

Внизу курился в сумраке туман и были слышны многократно повторенные горным эхом крики ночных птиц. Человек сделал от края шаг, другой, и под ногами зашуршал гравий.

Ветви деревьев с большими листьями иногда задевали человека, идущего по аллее. Этот зеленый коридор, устланный каменным крошевом, уходил в полумрак синих сумерек. Разноцветные туманные сполохи сопровождались еле слышными радостными криками множества людей. Где-то далеко играла музыка. Временами веселая, а временами переходящая в детский плач, и тогда большие листья на деревьях начинали шелестеть, а ветки настойчивее мешали идущему человеку.

Неожиданно из темноты появились старые развалины — полуразрушенный, некогда большой и богатый дом. Он, казалось, сам наползал из могильного мрака и наводил дикий животный ужас, впиваясь в человека черными оконными проемами — дом походил на череп слепыми глазницами.

Человек пытался остановиться, не идти в разинутую пасть дома-мертвеца, дома-призрака, но неожиданно понял, что именно властно влекло его, чья рука впивалась в горло. Понял и смело шагнул за порог.

Он шел по хрустящим черепкам, перешагивая через спящих уродливых животных, которые при этом сонно и глухо ворчали в темноте. А на одной из увешанны хпаутиной и заляпанных чем-то уже засохшим лестниц навстречу поднимающемуся человеку вышла громадная скальпированная собака. Шерсть кое-где осталась на ней — видимо, ее скальпировали второпях. Собака спустилась поближе и сильно толкнула человека в лицо мокрым мясистым языком, пахнущим парной кровью. Бедняга, кувыркаясь, слетел с лестницы и, распахнув не замеченную ранее дверь, вкатился в какую-то комнату.

Яркий свет множества свечей ударил в глаза. Веселая музыка звала танцевать, громкий смех женщин будоражил. Человек поднялся на ноги и подошел к уставленному яствами столу. Никто не обращал на него внимания. Полунагие люди под музыку прыгали через гору горящих костей и громко смеялись.

Музыканты играли не переставая. Их состав все время менялся, за исключением одного, с головой лошади. Те, кто не играл, занимались поочередно любовью с женщинами демонической красоты прямо здесь, в углах и под столами. Иногда в комнате появлялись странные существа в черных хламидах. Они из-под опущенных капюшонов зорко выискивали нужного им человека и забирали его. А спустя некоторое время один, в черном, появлялся и высыпал в костер целую охапку свежих костей. И тогда пламя с треском взвивалось к потолку, а само веселье разгоралось с новой силой.

Человек налил себе вина из покрытого испариной кувшина и выпил — вкуса не понял, но сразу почувствовал себя здесь своим, К нему подскочила красавица, одетая во что-то прозрачное и легкое, В глазах ее горела разбойная жажда и лютая ненависть. Женщина впилась в губы новичка, и он отдался во власть этой безумной. Лихорадочно осыпая друг друга торопливыми поцелуями, они оба упали на пол.

И, уже овладевая женщиной, новичок почувствовал, что обнимает ледяное тело. «Она мертва! — догадался он и, глядя на ее прекрасное лицо, подумал:

— Как жаль, она так молода!»

— Ее сердце сгорело, — раздался за спиной скрипучий голос.

Человек обернулся, и ужас исказил его лицо. Позади полукругом стояли люди в черных одеждах.

— Не забирайте ее! Я принесу ей новое сердце, не забирайте! У меня есть! — молил он.

— Тогда спеши. Долго мы ждать не можем — костер гаснет.

Несчастный вскочил и заметался, натыкаясь на смеющихся, танцующих людей, спотыкаясь о предающиеся любви пары. Дверей не было нигде…

Вдруг стены дрогнули, сверху полилась черная жижа, и чадящий костер, зашипев, погас. Залитые черным дождем люди рванулись с дикими криками к ведомому только им одним выходу, человек устремился за ними. А среди толкающейся и орущей толпы неприкаянно сновал музыкант с лошадиной головой.

Он жалобно плакал и умолял, чтобы его не бросали — он был совсем слепой.

— А-а-а! — закричал император Тро и пробудился от страшного сна. — Худину, ко мне, скорее! Худину!

Вбежал раб в оранжевой одежде, стуча деревянными туфлями.

— Я здесь, божественный! — И Худина, согнувшись, замер, прижав руки к груди.

Дряблые щеки престарелого императора тряслись, в красных, воспаленных глазах отражался страх. Он соскочил с постели в одном белье и вцепился в раба.

— Послушай, Худина, — зашептал Тро, — я опять видел этот ужасный сон.

Он снова преследует меня. — Император оглянулся и добавил:

— Это знак, Худина, дурной знак. Этот сон снился мне за день до смерти моей второй жены — матери Ирри. Помнишь? Ты помнишь, как она умерла? — Пальцы императора разжались и отпустили платье раба. Тро опустился на постель.

— Да, божественный, я помню.

— Расскажи, что ты помнишь?

— Она умерла ночью в своей постели, и на ее теле не было ни раны, ни пятнышка. Лекарь Бота, отец твоей жены, был очень искусным лекарем, даже немножко колдуном. И вот он однажды, как рассказывают, при народе на городской площади, говорил о Железном Отце неуважительно.

— Да что же он говорил? — удивленно поднял голову Тро.

— Он… Он говорил, божественный, что смерть матери Ирри — дело рук самого Отца, кровожадного и жестокого чудовища, как сказал Бота.

— Хм, он был смел, этот лекарь. А что же потом?

— Бота был найден мертвым, мой повелитель, в своем доме, в постели.

— Как?! — с криком вскочил император. — Он умер так же, как бедняжка Анис?! И ты ничего мне раньше не говорил, старый пес?!

— Не гневись, божественный, — смиренно произнес раб. — Ты сам пребывал в великой печали и запретил об этом вспоминать вовсе. Послушай меня, великий Тро. Бонакус уже давно смотрит в окна большой башни. Тебе пора идти вниз — государственные дела не ждут.

Худина договорил и, отойдя на шаг, почтительно склонил лысую голову.

Он, несмотря на свое рабское положение, был одним из первых людей в империи.

Его безволосая, с отрезанными ушами голова хранила множество тайн двора за последние полвека, Худина был своенравен и запросто мог закатить затрещину иному свободному вельможе, за что те не раз пытались расправиться с ним на месте, но Худина всегда носил с собой в рукаве деревянную боевую иглу и довольно сносно орудовал ею. Так что после двух-трех пышных похорон с личным рабом императора предпочитали не связываться.