Читать книгу - "Небо цвета стали - Роберт М. Вегнер"

Кеннет задумался.

– Наверняка ты прав. Пожалуй, нам стоит извиниться.

– Извинения приняты, все знают, что вы нисколько не разбираетесь в фургонах.

Они слегка улыбнулись. Лейтенант первым посерьезнел.

– Вам придется что-то делать с этой дорогой. Со дня на день здесь потечет порядком воды, станет очень скользко, а фургоны размягчат грязь еще сильнее.

– Знаю, – покивал колдун. – Справимся.

* * *

Два дня. Они провели в замке два дня, а знали не больше, чем когда сидели в Кехлорене под опекой Бесары. Вся эта миссия из безумной превращалась в какой-то фарс.

Солнце уже зашло, делалось все холоднее. Кайлеан завернулась в толстый шерстяной платок, пряча озябшие ладони под мышки. На верхушке башни ветер дул безжалостно, не обращая внимания на хрупкие человеческие существа. Во время нынешнего обеда графиня очаровала ее рассказом о двух стражниках, которых лет двадцать назад порывистый вихрь смел с верха стены и сбросил на скалы. Якобы среди слуг ходит сплетня, что духи их все еще исполняют службу и в полночь разыгрывают пугающую пантомиму своей смерти, включая отчаянное цеплянье за каменные края и безголосый крик.

Для столь древнего замка легенда была довольно свежей.

Два дня – и ничего. Конечно, все вели себя чрезвычайно вежливо, вежество лилось из них галлонами, средний сын графа даже разыграл представление в стиле «молодой глупец, молящий о прощении», а конь, которого подарили Дагене, на глаз стоил сотню оргов. Боевой чистокровный канейа. Королевский подарок.

Но миссия их не продвинулась ни на шаг. Чего, собственно, Крысы от них ждали? Что днем они станут изображать княжну и ее переводчицу, а ночью, переодевшись, станут красться темными коридорами, чтобы получить тайные документы ужасающего Братства Смерти, которое свило гнездо в доме графа? Или и того лучше: одетые в черные, словно ночь, одежды, замаскировав лица, станут ползать по внешним стенам замка, чтобы, зацепившись за парапет, подслушивать мрачные совещания, во время которых граф либо кто-то из его семьи выдаст подробности страшного заговора, лучше всего – тянущегося в самую столицу, а потом предатели выйдут, оставив на столе пергаменты со всеми подробностями разбойного плана. А они – проскользнут в окно, заберут доказательства и сбегут по веревке, сплетенной из разодранного белья, чтобы передать документы Бесаре и спасти жизнь самого императора.

Она улыбнулась этим образам. Они были хороши для представления уличного театра. Которое, кстати, пользовалось бы успехом. Поскольку любое другое, где шпион блуждает по замку, не слишком-то понимая, что делать, и после чего удаляется с пустыми руками, скорее всего, успехом бы не пользовалась.

Разница между жизнью и театром такова, что жизнь либо в сто раз скучнее, либо в сто раз интересней.

Позади остались два спокойных обеда, на которых хозяева вели себя словно на поминках нелюбимого родственника. Причем граф относился к Инре теперь с высокомерной снисходительностью: закончились рассуждения о меекханке чистой крови и о дочери офицера. Похоже, он не любил, чтобы ему отказывали, даже если речь шла лишь о том, чтобы шпионить за хозяйкой. Из дамы-спутницы она опустилась до уровня обычной служанки. Но это не слишком-то расстраивало Кайлеан, к тому же даже благодаря этому она не получила большей свободы передвижений и ей не удалось ни с кем поговорить.

Потому что, хотя в замке кроме семьи Цивраса-дер-Малега находились еще около двадцати солдат – в большинстве своем хмурых типов, похожих на горных разбойников, – и слуги, однако все они принципиально ее игнорировали. Мужчины и женщины в серых одеждах крутились в лабиринте помещений, занятые своими делами, а если встречали ее, то вежливо кланялись, коротко отвечали на задаваемые вопросы, после чего шли по своим делам. К тому же слуг оказалось удивительно мало, Кайлеан прикидывала, что во всем замке насчитывалось их не больше трех десятков. Может, и была это старая крепость, однако, судя по числу комнат, тут должно бы управляться втрое больше народа.

Очевидно, Бесара могла оказаться права, утверждая, что граф для аристократа просто бедноват, но в таком случае можно было надеяться, что слуги на каждом шагу будут охать, стонать и жаловаться на чрезмерность работы и с радостью выплескивать свои жалобы при первой подходящей оказии. Но – ничего такого. Когда во второй день присутствия Кайлеан сошла в замковую кухню, где, согласно традиции, горничные, конюхи, повара и все остальные ели собственный ужин, ее приветствовала глухая тишина. Все как один прервали разговоры и воткнули взгляды в тарелки. Она вышла через четверть часа, наполненного отзвуками жевания лепешек и хлебания жидкого супчика.

Бесара была права: местные, даже слуги, не любили чужих.

Кайлеан выглянула за зубцы и посмотрела вниз, прямо в пропасть на три сотни локтей глубины. Это единственное место, где она могла на миг снять маску: крышка люка, ведущего на ступени, отворялась со столь пронзительным скрипом, что не было и шанса, чтобы кто-то поймал ее врасплох. А она нуждалась в минутке безопасного одиночества.

Бердеф. Она потянулась мыслью за другом. Бердеф.

Почувствовала его с такой интенсивностью, словно он все время крутился рядом. А ведь с того времени, как они выдвинулись из Степей, появлялся он лишь изредка, буквально на несколько минут, дольше всего – подле той несчастной башни. Она не вызывала его по любому поводу, потому что ей всегда казалось это несколько неправильным. Он остался с нею, потому что она попросила, был другом и приятелем, а потому он должен иметь столько же свободы, сколько и она сама. Кроме того, она и так все время ощущала его под кожей – и этого ей хватало.

Едва только он появился, выступив из тени, она протянула руку, положив ее на башку пса. Он любил такое прикосновение, а она, когда использовала собственный талант, по-настоящему чувствовала под пальцами его тело. Шкуру, кости, принесенную невесть откуда грязь. Мир духов совершенно не был таким уж чистым местом, как некоторые полагали.

Иди ко мне, – попросила она. – Иди.

Соединились сразу, безо всяких церемоний. Она глубоко вздохнула, ночная серость обрела контрастность, запахи – аромат, а звуки – глубину. Некоторое время она уже знала, что в миг соединения изменяется она сама. Иначе говорит, иначе смотрит, иначе движется. Даже мимика становится другой. Кто-нибудь, кто не знал ее хорошо, мог бы не сообразить сразу, но девушка, пытающаяся в минуты спокойствия обнюхивать все вокруг, в конце концов начала бы обращать на себя внимание. Потому она предпочитала в такие мгновения оставаться одна. Соединение душ состояло не только в том, что добавляло силу, рефлексы и выносливость Бердефа. Давало оно и все остальное.

– Когда я вдруг начну чесать ногой за ухом – выйдешь.

Она сказала это вслух и почти рассмеялась. Это всегда так выглядело, это чувство эйфории и внезапной силы, когда казалось, что она сумеет разбить кулаками каменную стену. Приходилось вдохнуть несколько раз поглубже, чтобы успокоиться.