Читать книгу - "Тень воина - Владимир Перемолотов"

— Не те, — тусклым голосом повторил Хайкин. — Не те и все.

Казалось, что спать хочется даже больше чем дышать. Если б Белоян ошибся в первый или в десятый раз, то он, может быть, сказал бы это иначе, но это случилось раз в тридцатый. Колдовство для них превратилось в тяжелую и нудную работу, вроде распахивания земли или корчевания пней — тяжело, нудно, но необходимо.

— Надо было чагу покрепче заваривать, — проворчал Белоян. — Пожалел что ли?

Хайкин ничего не сказал. Во рту стояла сухая горечь с березовым привкусом, словно банный веник пожевал. Он просто вернулся к своему Шару и все пошло своим чередом. Лица, лица, лица… Множество лиц, но не тех, которые были нужны.

Солнце не успело пройти от столба до столба, как Белоян откинулся к стене. Хайкин тут же спросил:

— Нашел?

— Все зря… — сказал гость. — Закрыт он. Тут место знать надо. Тогда только…

Хайкин тоже оторвался от своего Шара и посмотрел на Киевского волхва.

— Глаза у тебя, как у бешеного поросенка.

— А у тебя лучше, что ли?

Белоян провел рукавом по морде, словно усталость была паутиной и ее можно было сбросить.

— Сутки потеряли…

— Потеряли?

— Ну не потеряли — поправился он. — Потратили.

Волхв поднялся. Растирая поясницу, прошел к столу, на котором дымилась свежесваренная кава. Припав к кружке, долго прихлебывал горячий напиток, изредка поглядывая на широкий золотой браслет на левой руке.

— По-другому давай пробовать.

Опустив кружку на стол, с силой потер лицо.

— Прикажи, пусть еще кавы заварят.

— А поможет? — спросил Хайкин. — Что-то я не слышал, что в таких случаях кава помогала

— Поможет. А потом прикажи, чтоб какую-нибудь вещь Гаврилову сюда, к нам принесли бы.

Хайкин помрачнел.

— Не получится.

— Это у меня-то? — обиделся Белоян. — Ты говори, да не заговаривайся…

Сутки напрасных поисков не прошли даром. В голосе гостя на мгновение прозвучал рык дикого зверя.

— У меня не получится, — сказал Хайкин так, словно и не слышал медвежьего рыка. — Сгорел Гаврилов дом в тот же день. Дотла сгорел. До пепла.

Белоян несколько мгновений стоял неподвижно, словно Хайкин ничего и не сказал и тот повторил:

— Дотла. В тот же день.

— Вот оно что, — протянул, наконец, Белоян. — Что ж ты раньше-то не сказал?

— Ты не спросил. А я не сказал…

Киевлянин азартно стукнул кулаком по ладони.

— Значит я все же прав… В Гавриле дело! Неужто все сгорело?

— Все. Дом, сарай…

— Да-а-а-а… Поберегся Митридан, прибрал за собой… Уважаю…

Сколько-то они сидели молча, потом Хайкин встрепенулся.

— Соха!

— Что? — не расслышал Белоян. — Чья сноха?

— Соха. Когда Гаврила тени лишился, то он в поле был. Пахал. Так он, наверное, все как было, бросил, на коня вскочил и в город…

— Ну и? — весь подобравшись спросил Белоян, почувствовавший, что впереди что-то забрезжило.

— А соху наверняка там оставил, — радостно закончил Хайкин. — Не могла же она в чистом поле сгореть? Сгодится соха?

Белоян хлопнул в ладоши. Окно само собой открылось, и он голосом Хайкина крикнул:

— Лошадей к крыльцу, живо!

В два счета они ссыпались вниз. Княжеские дружинники едва успели растворить ворота, как Белоян рыкнул по-медвежьи, и кони понесли. Мелькнули удивленные лица, кто-то шарахнулся в сторону.

— Куда?

— Вниз, — откликнулся Хайкин голосом гостя. — Вниз до реки, а потом направо! Сперва в деревню заедем, за войтом.

…Соха лежала на земле там, где ее оставил незадачливый землепашец. Земля, прилипшая к лемехам, засохла, и светлыми сухими комьями украшала железный лемех, уже тронутый ржой. Войт потрогал землю пальцем, растер шепотку и, сердито ворча, ссыпал назад.

— Куда дурака понесло? — пробормотал он. — Пахать пора, а он…

— Его соха? — перебил войта Хайкин. — Отвечай.

Войт любовно провел ладонью по сошнику, смахивая пыль.

— Его.

Исполненный величия оттого, что рядом стояли не кто-нибудь, а два могучих волхва, повторил:

— Его.

— Ну, смотри, старый.. — сказал Белоян, нетерпеливо постукивая ногой по земле. — Если врешь, то в лягушку тебя…

Войт с достоинством отмахнулся от слов меведемордого, словно и не было только что страха, от которого пришлось войта доставать из-под лавки.

— И говорить нечего. Его. Земля его и соха его. Да и все другие, кроме этого дурня уже отпахались…

Не слушая более селянина, Белоян жестом отослал старика подальше, а сам, вознив соху в землю, очертил её кругом. На левую рукоять сохи он одел снятый с руки тяжелый золотой браслет, а на правую начал выкладывать из мешочка золотые монеты, чередуя их и приговаривая.

— Ромейская, саркинозская, ромейская, саркинозская…

Потом он забормотал.

Хайкин узнавал знакомые слова, но общий смысл ускользал. Такого заклинания он еще не слышал, а потом стало не до слов. В очерченном круге воздух пошел искрами. Несколько мгновений они мерялись блеском с золотом, но золото вдруг потускнело, став медью. Журавлевский волхв не успел удивиться, как соха вдруг вздрогнула, словно кто-то невидимый взялся за нее, и со скрипом расшвыряв землю, повернулась.

Движение было коротким, но ощутимым. Войт отпрыгнул и сделал охранительный знак.

— Вот, — сказал Белоян, придержав соху, чтоб не свалилась. — Это еще куда ни шло…

Он присел, примериваясь взглядом к виднокраю.

— Куда ни шло? — не понял Хайкин. — Так получилось или нет?

— А то! — весело глянул киевский волхв. Он махнул рукой направо от сохи, а потом налево. — Туда не шло и сюда не шло. А шло, точнее шел, вон туда…

Похоже, что они сделали главное.

После этого Белоян завертел все дело сам, а хозяин только удивлялся как ловко и быстро у него все выходит. Киевлянин поговорил с князем Владимиром, посекретничал с Круторогом и, в конце концов, захватив Хайкина, улетел искать Гаврилу на ковре-самолете.

Поднявшись под облака, волхвы определили, куда нужно лететь, и уселись, приготовившись к долгому ожиданию. То ли ветер, то ли волшебство подхватило ковер и понесло в сторону Киева. Беседуя о разном они пролетели почти пол дня, но Белоян вдруг оборвав беседу, привстал на колени и пробормотал в полголоса.

— Вот это удача!