Читать книгу - "Принцесса-Невеста - Уильям Голдман"

– Я ведь вас почитывал, знаете ли, числился, в общем, почитателем, вы были замечательный писатель… некогда.

Зря это меня подкосило. Но понятно, отчего так. Я боялся, что он прав. Я написал немало вполне пристойных книжек. Но это было в стародавние времена, в другой стране. Отчасти потому я и мечтал погрузиться в «Ребенка принцессы». «Принцесса-невеста» научила меня, что я хочу писать романы. Я надеялся, что ее продолжение сделает меня писателем снова.

И тут Уилли закричал:

– Он и сейчас замечательный!

– Тш-ш, не волнуйся, – сказал я ему. – Ну правда, ничего страшного.

Уилли взглянул на меня, и я хотел спрятаться, но он все прочел в моих глазах.

Злой Ванья поднялся по лесенке, распахнул дверь, пропустил нас внутрь и отбыл.

Мы остались в Святилище одни.

– Я его ненавижу! – кипел Уилли.

Думаете, мне не хотелось его обнять? Но я сдержался, пробормотал только:

– Пора слегка поработать, – и стал озираться.

Комната оказалась невелика. Тысячи писем – все разложены по категориям, семейные фотоальбомы – все снимки внизу подписаны, каждый растолкован.

Я-то рассчитывал на дневники – Моргенштерн славился педантизмом. Пока же, чтобы сориентироваться, я рассматривал фотоальбомы – хотел прочувствовать его жизнь в период творческого расцвета.

Тут Уилли сказал замечательное:

– А ты знал, что граф Рюген убил Иньиго?

Я развернулся к нему:

– Ты что такое говоришь?

Он встряхнул записной книжкой, выуженной с полки, и прочел:

– «Утром проснулся с мыслью о том, что на самом деле Рюген должен убить Иньиго. Я понимаю, что тогда надо вычеркивать „Здрасте, меня звать Иньиго Монтойя“, и это жаль, но, если Иньиго умрет, Уэстли, сам недавно убитый, должен победить и Хампердинка, и Рюгена, а не стоит забывать, что главный герой у нас – Уэстли».

Мы уже сидели за столом и вместе глядели в дневник периода «Принцессы-невесты».

Кто же знал, что такое бывает на свете?

Разве не чудо – я с внуком сижу в Святилище Моргенштерна и вспоминаю папу – как он читает мне на своем корявом английском и преображает мою жизнь навеки.

Уилли перевернул страницу, прочел еще:

– «Я решил, что Иньиго не должен умереть. Полночи не спал, все писал сцену, где он убивает Рюгена, твердя свою реплику, а потом кричит: „Я хочу, чтоб вернулся Доминго Монтойя, сукин ты сын!..“ И, написав эти слова, я понял, что больше всего на свете хочу несбыточного – чтобы вернулся мой отец… В общем, Иньиго победит и выживет, а с Уэстли довольно и того, что он одолеет Хампердинка». – Уилли взглянул на меня: – Ничего себе. Чуть собственную книжку не угробил.

Я задумчиво кивнул – любопытно, а со мной-то бывало такое? Помню, жуть как не хотелось убивать Буча и Сандэнса, но пришлось: в жизни они так и погибли, как я написал, не станешь ведь перекраивать Историю ради счастливого финала^[7].

А тут на моих глазах Моргенштерн, перепахавший всю мою судьбу, делает то, что я первым же осужу, – подумывает переписать Историю. Это неприятно.

Нет, вы поймите – с тех пор как Флорин был могущественной европейской державой, миновало не одно столетие. Но некогда такие вещи были важны – любая правда важна. Если почитать исследования, как я их читал, выяснится, что на свете и впрямь жил некий Виццини, хотя горбатость его так и не доказана к полному удовлетворению большинства ученых. Одна нога короче другой – это да, это мы знаем. И что сицилиец – это мы знаем тоже.

И да, он нанял Феззика и Иньиго. А Феззик ставил рекорды в турецкой борьбе – кое-какие по сей день поражают воображение. А Иньиго Монтойя до сих пор считается величайшим фехтовальщиком в истории. Почитайте любой труд об искусстве меча и шпаги.

Ладно. Виццини их нанял сами знаете зачем, успеха они не добились, им помешал человек в черном, Лютик выжила. Теперь к делу: Иньиго убил графа Рюгена. Это факт флоринской истории. Я сам был в помещении, где жестокий вельможа испустил дух. (Специалисты опять-таки спорят, где именно в комнате наступила смерть. Лично мне по барабану – хоть у бильярдного стола в дальнем углу.)

Но нельзя ради своей истории повернуть вспять Историю, убить Иньиго, бросить его умирать неудачником после всего, что он пережил во имя отмщения за отца.

– Полистай еще, – сказал я своему соратнику. – Что там дальше важное?

Уилли перевернул пару страниц, вчитался, застонал.

– Шекспир, – сказал он. – Надо?

Я ткнул в записную книжку – мол, послушаем Моргенштерна.

– «Почти всю ночь ходил из угла в угол. Вспоминал, как в детстве отец привез меня в Данию, в замок Эльсинор. И рассказал, что здесь, в этих стенах, разворачивалась величайшая на свете драма. „Гамлет“. (В исландской саге его звали Амлед.) И дальше рассказал, как дядя отравил отца Гамлета, потом женился на его матери и с каким наслаждением я все это прочту, когда чуточку поумнею… Так вот, Шекспир использовал этот исторический сюжет, возвеличил его, но ради своих целей не менял. Скажем, не бросил Гамлета умирать неудачником… В отличие от меня, который чуть не вынудил Иньиго проиграть жестокому Рюгену… Какой стыд – как я мог? Иньиго заслужил свое место в истории Флорина. Уэстли – наш величайший герой. Нельзя обесценивать его победы… Впредь клянусь быть осторожнее».

Словами не описать, до чего мне полегчало.

Потом вдруг – удивительное дело – настал обед. Мы просидели два с лишним часа – медленно листали дневник, и десятой доли не осилили.

– Жалко, что в гостиницу взять нельзя, – сказал Уилли.

Но понимал, что это невозможно, – таблички по стенам сурово вещали на всевозможных языках, что из Святилища нельзя выносить ничего, без никаких исключений.

– А дневника про «Ребенка принцессы» ты не видел? – спросил я. – Мне не попался.

Он потряс головой:

– Там и дневников-то немного. Может, он и не писал. – Уилли отошел к полке и поставил на место дневник о «Принцессе-невесте».

– Спрошу Ванью, – может, у него в столе завалялся.

– Дедуль, это не очень мудро.

– Короткий вопросик – что плохого-то?

Тут Малыш Уилли одарил меня взглядом – и надо было видеть этот взгляд.

– Что такое?

– Не разговаривай с ним, а то он тебе еще что-нибудь скажет.