Читать книгу - "Младший конунг - Вера Ковальчук"

Дочь Гуннара с некоторым трудом вскарабкалась на неоседланную кобылку — за шесть лет жизни в Англии, где очень многие ездили верхом, она едва ли научилась должным образом обращаться с конем. Хорошо, что рядом всегда был кто-то из местных — подсказать, когда можно поить, как седлать и как ездить без сбруи. Уроженка Нордвегр умела ухаживать за конями, чистить и мыть, но седлала плохо, верхом держалась кое-как. Что ж, каждому свое — кто сражается верхом, а кто наводит ужас на дальние берега одним видом своих парусов.

Кобылка и в самом деле оказалась покладистой, она пошла хоть и размашистой, но ровной рысью. На то, как крепко ездок вцепился ей в гриву, лошадка почти не обращала внимания, лишь иногда потряхивала головой, словно отгоняла слепня. Поводьев не было; сперва кобылка не могла понять, чего от нее хотят, но потом наездница сильнее потянула за гриву, повернула лошади голову, и та затрусила в сторону леса.

До заветного уголка оказалось не так и далеко, даже верхом на неоседланной лошади, еле-еле трусящей по мху и влажной хвое.

Она поднялась на холм, которыми изобиловала Британия, холм, который так похож на погребальный курган. А, может, это именно курган, просто она об этом ничего не знает? Может, здесь и похоронен кто-то из предков Адальстейна, великих вождей и могучих воинов? Тогда он не обидится на женщину, которая желает вспомнить о другом воине и вожде.

— Здравствуй, Регнвальд, — сказала Хильдрид, опускаясь на траву.

Земля, скрытая густым ворсом молодой травы, оказалась теплой, почти как нагретый солнцем валун. Лес подступал к подножию холма, но вершина его оставалась голой, несмотря на все усилия деревьев и кустов захватить это пустое пространство. Что-то такое крылось в земле на кургане, что не допускало сюда ничего.

Правда, лес теснился лишь у одного края холма, у самого подножия, а в три другие стороны расстилалось открытое поле — напрогляд видны были ярко-зеленые луга, где местные крестьяне косили траву, или пасли свой скот. Хильдрид, привыкшая к морским просторам, любила открытые пространства, и здесь, даже погруженная в невеселые мысли, чувствовала себя привычно.

Впрочем, почему невеселые? Втянутая в круговорот устоявшейся жизни, женщина-кормчий воспринимала смерть, как естественное продолжение бытия, как неотъемлемую данность. Ее муж жил, сражался в битвах, продолжил себя в детях — и умер. Смерть — не расставание, лишь затянувшаяся разлука. Они когда-нибудь встретятся, надо лишь подождать. Странное дело, она почти не скучала по нему. Лишь изредка, когда задумывалась о том, что ей уже за сорок, но еще не так много лет, чтоб со дня на день ждать смерти...

Если б он был жив, она еще могла бы родить ему ребенка.

Глупо об этом думать. Смерть неизбежна, необратима, и теперь Хильдрид встретит своего мужа лишь тогда, когда сама умрет. Она с полным правом может назвать себя воином, а значит, они[6]вместе будут пировать в зале Вальхаллы. Если бы это было не так, то и после смерти супруги оказались бы разделены. Он пребывал бы в гостях у Одина, она — в Хель[7]в почетных чертогах. Десять лет назад одна мысль о подобной возможности привела бы ее в ярость.

— Я давно не говорила с тобой, — сказала женщина. — Хочу верить, что ты меня слышишь. Как-то странно все обернулось — ты не здесь лежишь, а я все равно чувствую тепло твоих рук.

Она подставила лицо солнцу и зажмурилась. Теплый ветер гладил ее волосы. Одно слово — весна. Все так похоже на Нордвегр, даже и не верится, что она находится много южнее мыса Мандале. На родине солнце весной припекает так же ласково, и ветер так же пахнет свежей зеленью и распаханной землей. Луга так же щедры и роскошны, так же бархатны и туманны кромки далеких деревьев. Только скал ей не хватало в Британии, скал и северного моря.

— Что же было делать? — ответила она собственным мыслям. — Если б могла остаться в Нордвегр, я бы осталась. Ты, как никто, способен меня понять.

Она знала, что уж супруг-то понял бы ее с полуслова, с полувздоха. Кто, как не он, предпринял то же самое четверть века назад?

Он тогда бежал вместе с ней от грозившей ему неизбежной смерти. Конунг Харальд собирался убить его, как сына своего врага, непокорного херсира, Бедвара Ормсона. Из-за чего все началось, было напрочь забыто к моменту, когда отряды Харальда и Бедвара встретились в бою. Ормсон проиграл и погиб. Его сыну Хильдрид помогла бежать, и в путешествии на юг незаметно и быстро стала его женой. И полюбила от всей души.

Любовь взросла на почве ее уважения и восхищения этим молодым воином и вождем — не прошло и полугода в скитаниях, как у него уже появилась своя дружина и три боевых корабля. Позже Регнвальд примирился с конунгом, ее опекуном, и взял девушку в жены по закону. Они жили в согласии, она родила ему двоих детей. Все как у всех.

Женщина улыбнулась. Сыну уже двадцать четыре, женится скоро. Двадцать четыре — это возраст зрелого воина. Уже девять лет, как он водит дружину отца, и викинги охотно повинуются ему. Положение вождя, конечно, по наследству не передается, так что воины сами выбирали себе главу, и только их собственное желание держало их вместе, под чужим началом. Сын этот — достойный сын своего отца.

Дочери — шестнадцать лет. Она растет до страшного похожей на бабушку, матушку Хильдрид, миниатюрную черноволосую южанку. Отца почти не помнит, хотя, не снимая, носит его подарок — подвеску с выгравированным на ней диковинным зверем. Еще в детстве маленькая Алов верила, что подарок отца оберегает ее от беды, и никогда его не снимала. Но в остальном она далека и от отца, и от матери. Даже внешность и поведение дочери то и дело вызывали недоумение и даже откровенное раздражение Хильдрид. Мать решительна — дочь вечно колеблется. Мать всегда готова за себя постоять — дочь скорее будет искать заступника. Мать интересуют корабли и оружие — дочь лишь меняет наряды и украшения. Мать твердо смотрит в глаза того, с кем говорит — дочь всегда потупливает глазки. Мать высокая и крепкая, может трудиться дни напролет — дочь на любое, самое короткое путешествие смотрит, как на тяжелое испытание.

Но зато, несмотря на черные волосы и яркие, словно натертые сажей брови — до чего же она хороша! Красавица — иначе не назовешь. Половина женатых мужчин в окружении конунга Адальстейна бросают на нее заинтересованные взгляды, а о неженатых и говорить нечего. Любой женится на ней хоть завтра, пусть даже ей всего шестнадцать. Правда, в Британии этот возраст считается вполне брачным. Может, и в самом деле отдать ее замуж? Мать Хильдрид, к примеру, родила первого малыша в двенадцать лет — еще почти ребенком — и ничего, прожила довольно долгую жизнь.

— Ты знаешь, — произнесла она громко. — У тебя выросли очень хорошие дети.

Сказала — и прилегла на траву, прижалась лицом к земле. Ей почему-то до ноющей боли в груди хотелось плакать, но от прикосновения прохладной почвы стало легче. Ни один здравомыслящий человек не решился бы улечься и тем более уснуть на чужой могиле. Мало ли, что может произойти! Свою душу следует оберегать тщательнее, чем тело.