Читать книгу - "Охотник за смертью - Наталья Игнатова"

– Ты, сынок, в отца удался, а он у нас тоже не худенький.

Дигр и держался поближе к отцу, что не мешало Орнольфу при любом удобном случае насмешничать над ним. За драки конунг Гуннар сыновей сурово наказывал, но Орнольф-то знал, что слова зачастую бьют побольнее кулаков.

Дигр подобно вору

Хватал все без разбору.

Огню с ним сравниться —

Только осрамиться!

Была б пища только —

Дигр съест хоть сколько!

Хоть и зовут волком,

Может лишь жрать – и только![4]

Да эльфы с ним, с Дигром! А Эйни вряд ли представлял себе, что такое «рыжий», просто услышал где-то и теперь не упускал случая поддеть. Дразнился, как умел. Он вообще не силен был по части нид или хотя бы просто словесных боев, а языком колоть – это вам не паутину плести, это искусство, – и либо дано от богов, либо нет. Зато Эйни точно знал, когда лучше промолчать, и поэтому если говорил, то всегда метко. Паук, он чувствовал, насколько должна быть натянута нить, чтобы жертва не могла даже трепыхнуться.

Да, паутина бывает и такой. Не только в ворожбе, но и в разговоре, и… в бою.

Осень миновала, пришла зима. В вечно цветущих и плодоносящих садах Ниэв Эйд времена года различались только по календарям, каковых, правда, было великое множество, и все их требовалось знать назубок. К тому дню, когда в тварный мир пришел самайн , и наставники ненадолго отпустили их всех по домам, Эйни уже занял свое место в дружине Орнольфа. У Орнольфа была не свора и не стая – орлы не утки, стаями не летают – у Орнольфа была дружина. Дроттин . И там сначала удивлялись, потом посмеивались, а потом приняли новичка. Не только Эйни, еще трое первогодков прибились к ним. Тоже обычное дело: малышня сначала держится вместе, а потом, так или иначе, разбредается по разным компаниям. Выполняют мелкие поручения, прислуживают, находят среди старших защитников и покровителей и, рано или поздно, друзей. Не будь Эйни слепым, не окажись он сразу в стороне от всех и особенно от сверстников, может, водоворот сложной жизни в Ниэв Эйд вынес бы его вовсе и не к Орнольфу.

Правда, к Жирному Псу Альгирдас бы точно не пришел. Подлости ему не хватало, чтобы в свору попасть.

Так или иначе, в конце весны, перед ежегодными испытаниями, ни Орнольф, ни вся его дружина уже не представляли себя без Эйни… Ох, попробовал бы кто-нибудь, кроме Орнольфа назвать его синицей! Дрался Хельг, наверное, больше, чем все остальные вместе взятые, но зато, еще когда зима была в разгаре, все уже знали: он – Паук! И никак иначе. Ну, можно еще Альгирдас, разумеется. И как только не переиначивали это длинное трудное имя! Но Пауком звали все-таки чаще. На самых разных языках.

Все, кроме Дигра, конечно.

На испытаниях случилась неприятность: Син застукал Орнольфа с приятелями-одногодками на жульничестве в чтении рун. Но вместо того чтобы наказать, не отпустить домой, или еще чего похуже придумать, велел испытания повторить, спросил, где Паук, и ушел. Видимо, за Пауком. Очень уж многообещающе перехватил свой тяжелый посох посередке, это – Эйни рассказывал, – чтобы сразу с двух концов отоварить. Если от первого удара еще можно было увернуться, сохраняя почтительность и словно бы невзначай, то от второго уже никак. Вот еще одно преимущество слепоты: зрячему и в первый раз уворачиваться не пристало, разве что успеть повернуться к наставнику спиной и сделать вид, что не заметил ни его, ни посоха, а словно бы случайно в сторонку шагнул.

А жульничать на испытаниях нельзя, конечно. Но и наказывать за это одного только Эйни тоже нельзя. И Орнольф хотел вмешаться, да Син на него так оглянулся, что ноги к земле приросли, а язык – к нёбу.

Идея, конечно, была Хельга. Ему руны читать, что орехи щелкать, легче легкого. И не только руны. Любые волшебные знаки. А уж чертит он их так ловко, что Один обзавидовался бы. Вот Альгирдас и предложил протянуть паутинку от него – к приятелям. Они испытания проходят, а он подсказывает. Всего делов-то лица умные делать и глаза внимательные, чтобы наставники не заподозрили, будто ученики голос в голове слушают. Паутину не видно, паутину не слышно, паутина – не ворожба, ее не почуешь. Если бы Син не пришел, все бы получилось в лучшем виде.

Но Син пришел. А уж он-то все почует: что надо и что не надо.

Потом Орнольф узнал, что Паука посадили в карцер, хотя, вроде бы, сильно не ругали и даже почти не поколотили. Сам Орнольф прошел испытания, справился и с рунами, хоть и не с первого раза, и даже не со второго, а повидаться с Эйни так и не получилось. Домой рыжий дан отправился, ломая голову над тем, что же плохого сделал его слепой приятель, если наказали его так сурово. Так ни до чего и не додумался.

А когда они встретились снова в середине осени, повзрослевшие и сильно изменившиеся за четыре долгих месяца, Паук плел уже совсем другую паутину. Он по-прежнему оставался для Орнольфа Эйни, – синицей, маленькой легкой птахой, которую и не чувствуешь, когда она слетает тебе на ладонь, – но для всех остальных слепой светлоглазый новичок стал Пауком окончательно.

Существует три вида силы: цуу – сила чар, оусэи – сила жизни и тэриен – сила телесная. Они есть в любом человеке, но без обучения люди способны использовать только тэриен. Обученный чародей может использовать тэриен и цуу. И только Паук перестал различать одно, другое и третье, с равной легкостью пользуясь цуу, тэриен и оусэи, причем не только собственными.

Для Орнольфа этого оказалось вполне достаточно, чтобы всерьез задуматься: кто же такой воспитанник наставника Сина – чудо или чудовище?

…Дома лазали по скалам за птичьими яйцами, по самым крутым склонам, как можно выше – на одних пальцах и чтобы без всякой ворожбы. Тяжеловат был Дигр для такой забавы, но старался не отставать. А когда оказались они на вершине вдвоем, ухмыляясь, спросил у Орнольфа:

– Любишь красивых мальчиков? Ну и как тебе твой малыш, лучше Хапты, а, братец?

Прошлогоднюю хуналандскую добычу Орнольфа так и называли здесь – Хапта, пленница.

Орнольф сначала не понял. То есть совсем не понял, и Жирному Псу надо было бы воспользоваться этим, сбежать пока есть время. Ну, или потом, несколькими мгновениями позже, когда Орнольф повторил про себя и осознал смысл вопроса и оцепенел, даже моргнуть не мог. Слова родились раньше, чем ожило тело. «Несрезанный колос полей Эгира», «скользкая рыба вереска», «пожиратель волчьих лакомств» – Дигр в свою очередь обалдело зашлепал губами.

– Убирайся к закатным водам! – пожелал ему Орнольф напоследок, ударом кулака отправляя брата вниз со скалы и искренне, от всей души надеясь, что тот сломает шею, упав на камни внизу.

Но Дигр переломал только руки и ноги.

Он должен был убиться. По всем законам мироустройства, по всем законам справедливости обязан был разбиться насмерть… А ему повезло, неслыханно, как везет раз в жизни и то не всем.