Читать книгу - "Город вторых душ - Рута Шейл"

– Отец Северьян, – робко заговорил Вырыпаев. От былого недоверия в нем явно ничего не осталось. – Очень вы нас сегодня выручили. Еще бы соседям помочь… Любые деньги отдадут. С дочкой беда.

Сняв епитрахиль, Северьян перекинул ее через локоть, сложил руки на груди и кивнул – мол, излагай.

– Руденки, Толян и Катя. Здесь не живут, только на лето к бабке своей приезжают. Сейчас они в городе, дочку лечат. Девять лет малой. Бес в нее вселился.

Северьян не сдержался и насмешливо вздернул бровь.

– Так-таки и бес?

– Бес! – повторил Вырыпаев и жутковато вытаращил глаза. С каждым словом из его рта вылетали брызги слюны. – Увидела, как дружок ее насмерть удушился, и началось. У них, сучат, это «собачий кайф» называется. Когда они друг друга…

– Знаю, – оборвал его Северьян и нахмурился: вспомнилось свое, крепко уже позабытое. – Что началось-то?

– Ну… Отрыжка эта. И голос. Чужой голос из нее идет. Как будто что-то наружу лезет, да застряло. Мы ей говорим – не рыгай, терпи. А она, или не она, а бес этот поганый, матами кроет, каких никто из нас не слышал, и говорит, что она его, дескать… проглотила.

Северьян стоял, глядя во тьму. Пальцы Вырыпаева стиснули рукав его рясы.

– Верую я, батюшка. Не она это стала, не девочка. Как увидел – враз уверовал. Пить бросил, баб… к причастию хожу, богу молюсь. И вам сегодня поверил, потому что знаю, каково оно бывает. В желудке, говорит, держит меня. И показывает где, а у самой слезы так и текут… Вы б ее только видели. Ребенок – ну не врет же она. К врачам водили, и в храм на отчитку: семеро мужиков еле-еле удержали – царапалась, выла, батюшке в лицо харкнула… Устала, а сдюжить себя не может. Стоишь рядом, смотришь – и нутром чуешь, что эта сила – есть она. И страшно до усрачки. К экзорсисту возили в Стерлитамак… Не уйду, говорит бес, малая меня внутри держит. Держит его!

– Но я – не экзорцист…

Что, Северьяшка, струсил? Одно дело Есми с лица на изнанку гонять, другое – одержимая девочка… Не лезь ты в это, двоедушник. Фальшивый поп и поддельный человек. Взял деньги – уезжай. Дома Вика – россыпь веснушек, тапочки, точечка пирсинга над верхней губой… Войти, не включая свет, скинуть с себя маскарад, схватить ее, обнять, горячую со сна – завозится, попробует отвертеться, но нет уж, нет-нет, нынче помыслы мои грязны… Чувство вины притупляется, когда носишь его в себе годами. По крайней мере, сейчас оно мучило гораздо меньше, чем первое время, когда Вика твердила про измену и то, что лучше бы нашла себе кого-нибудь совсем другого. Но не искала. Била его, жалела, отдавалась. Говорила: «Я представляю, что ты – это он». Засело занозой… Так он и не знал, стал ли для нее собой и кого она зовет на самом деле, когда произносит его имя.

– Отец Северьян… – подал голос Вырыпаев. И снова выросли вокруг черные избы за косыми заборами да столбы, похожие на могильные кресты. Похолодало, что ли? Нет, просто озноб.

– Я не могу ничего обещать, но съезжу к этим вашим Руденкам.

– Руденко.

– Да-да. Завтра ночью. Другого времени не будет.

На самом деле он просто боялся передумать. А если б знал, если имел бы силы истолковать последние слова убитого Есми – передумал бы прямо сейчас.

Но будущего вторые души не прозревают.

* * *

Откуда взялось? Почему именно сейчас? Знак ли это или просто совпадение?..

Летний лагерь. Бесплатная путевка от автозавода в глушь – и воздух не то чтобы чистый, и корпуса не то чтобы новые, но достаточно далеко от города, чтобы целых три недели не мозолить матери глаза. Северу пятнадцать: угрюмый темноволосый подросток в балахоне Burzum. Северьяну – его второй душе – всего два, но он на редкость быстро учится.

Маленьким того девятилетнего мальчишку называли потому, что в отряде был еще один Влад – на пять лет старше. Влад не представлял из себя ничего особенного – не интересовался ни спортом, ни музыкой, ни книгами. Однако он обладал одним решающим преимуществом – он умел пиздеть. Перепиздеть Влада не удавалось ни сверстникам, ни вожатым, ни, скорее всего, его родителям, и это внушало страх. Беспомощность. Желание махнуть рукой и не связываться. Но нельзя было не связаться с Владом, если он решил связаться с тобой.

Маленький Владик стал жертвой не потому, что выглядел жалким в своих старых шмотках. Не потому, что подводил отряд на эстафетах и не потому, что первые несколько дней в лагере плакал по маме, братьям и сестрам. Просто Владу нужна была жертва, а маленький Владик сразу попался ему на глаза.

Все началось с пинков, тычков и обзываний, которые всем казались смешными. Северу тоже – Влад действительно пиздел с выдумкой. Все зашло слишком далеко, когда несколько ребят с подачи Влада нассали в кувшин с водой и предложили маленькому Владику попить. Он сделал глоток, изменился в лице и блеванул. Остальные умирали от смеха. Это стало началом конца.

Во время тихого часа маленькому Владику запрещалось выходить в туалет и разговаривать. Он был простужен: вытирал сопли и постоянно кашлял – остальных это бесило. Они затыкали ему рот скомканной туалетной бумагой. Что делал в это время хваленый двоедушник? Читал книгу. Заступиться означало привлечь к себе внимание Влада. Но равнодушным уродом Север тоже не был. Однажды вечером он взял маленького Владика за руку и повел его к вожатым, Олегу и Нине.

Лениво прервав поцелуй, они выслушали ситуацию и даже прониклись – позвонили матери Владика. Обремененная еще тремя детьми, та пообещала приехать через неделю: «Нет, как это забрать? Что вы за взрослые, если не можете с детьми разобраться?» Тогда они попросили позвать Влада – эту часть миссии Север взял на себя. Как только Влад поплелся в вожатскую, сам Север бросился в туалет. После ужина ему нездоровилось. Когда он вернулся в палату, маленький Владик мячиком летал между кроватями, ударяясь о них то спиной, то животом.

Север испугался. Сбежал, заперся в туалетной кабинке и сидел там с час, не меньше, пока все не утихло. Темнота и тишина его успокоили – раз спят, значит, конфликт исчерпан. К постели маленького Владика он так и не подошел.

Перед завтраком Север еще видел его живым и невредимым, только выглядел пацан так, словно его все это время тошнило не переставая. Шел ливень, все бежали в столовую, натянув на головы футболки. Место маленького Владика пустовало. Нина решила, что он испугался грозы, и отправила Севера за ним.

В палате никого не было, в остальных тоже. Оставались душевая и туалет. Вода не лилась, но Север все равно постучал, чтобы не испугать маленького Владика, если он все-таки там, и стал очень медленно открывать дверь.

Маленький Владик висел на железном крюке для одежды с обратной стороны двери. Он был легким, поэтому повернулся вместе с ней. Внизу стоял табурет – видимо, чтобы встать на него и подцепить себя к крюку брючным ремнем. Он сгибал колени: чем более глубоким становился обморок, тем ниже он опускался. Его язык и глаза выдались вперед, лицо потемнело до синевы. Он висел, вытянувшись по струнке, совершенно мертвый.