Читать книгу - "Вихри Валгаллы - Василий Звягинцев"

Я взял женщину за руку выше локтя, потянул к себе, собираясь наконец спросить, кто же она такая и что нас с ней связывает. И ощутил вдруг волной накатившийся страх, острый приступ головокружения и невыносимую боль под левой лопаткой. Что это? Посланная вдогон пуля охранника? Тогда почему я не слышал выстрела?

Цепляясь руками за гибкие колючие прутья и чувствуя, как подо мной скользит и переворачивается земля, я еще услышал, как женщина, обхватив меня за плечи, кричит срывающимся голосом:

— Андрей, ты здесь? Ты меня видишь? Что случилось? Андрей, ну отзовись же…

Наверное, в этот момент я умер, так и не поняв, что происходит.

…В покрытое толстым слоем льда маленькое оконце ударил луч встающего из-за сопок солнца. Оконное стекло превратилось в подобие облизанного до бритвенной тонкости красного леденцового петушка.

Радужным огнем вспыхнула граненая пробка стоявшего на сколоченном из толстых досок столе графина.

Медово засветились свежеоструганные, с потеками абрикосовой смолы бревна стен.

Донесся запах трещащих и стреляющих в печи дров. И жарящихся на подсолнечном масле пирожков с капустой, картошкой и печенкой. Совсем как в далеком уже детстве, когда с подобной цветовой гаммы, звуков и запахов начиналось предпраздничное утро тридцать первого декабря пятьдесят какого-то года…

Если сейчас медленно, предвкушая удовольствие, открыть глаза, то в углу комнаты увидишь украшенную сверкающими шарами и игрушками, разноцветными флажками и бумажными цепями елку, а за окном густо-синее безоблачное небо и верхушки покрытых сахарным инеем кленов.

Днем ждет новогодний спектакль с возбуждающей процедурой раздачи подарков в старинном здании драмтеатра, потом единственная в году ночь, когда родители не запрещают читать «Тайну двух океанов» до самой полуночи, а впереди целых десять дней зимних каникул.

Подобного ощущения абсолютного счастья я не испытывал больше никогда.

Улыбнувшись, я так и сделал — медленно открыл глаза. Увидел низкий деревянный потолок над широким топчаном, на котором лежал, совсем маленькую комнату, где только и помещались стол, табурет да домотканый коврик на полу, малиново светящееся оконце со стаканом крупной серой соли между рамами (чтобы не запотевали стекла). Полуоткрытая, сколоченная из лиственничных брусьев дверь вела в соседнее помещение — очевидно, кухню, откуда и доносились напомнившие о детстве запахи пирогов и еще приятный женский голос, напевающий «Песню без слов» из кинофильма «Мой младший брат».

Мелодию я узнал сразу, а вот где нахожусь, что это за охотничья избушка (так воспринималось это помещение) — сообразить не мог. Но постель была мягкая, обстановка — уютная, женский голос — волнующий и как бы намекающий на другие достоинства его обладательницы. Вставать не хотелось, да вроде и необходимости такой не было. А что я не помню ничего о себе и обстоятельствах, приведших в этот гостеприимный дом, так какая, в сущности, разница, кем себя считать и где находиться?..

Так человек в момент пробуждения забывает сон — остается лишь ощущение чего-то яркого, увлекательного, внутренне логичного, а попытка вспомнить его содержание сразу рвет в клочья эту невесомую радужную ткань, превращает ее в клубящийся серый туман…

И вся моя предыдущая жизнь представлялась сейчас долгим сном, содержание которого растворилось в этом тумане.

Только, кажется, не все в моем сне было так уж красиво и безоблачно, скорее наоборот… По мере того как происходил переход от сна к яви, чувство тревоги нарастало, я погружался в нее, как в холодную воду, от только что владевшей мною эйфории не оставалось и следа.

Откинув одеяло, я резко сел, поискал глазами одежду. Дверь в кухню открылась, на пороге появилась высокая тонкая женщина с распущенными по плечам, отливающими светлой медью волосами. Молодая, наверное, нет и тридцати, с лицом заграничной кинозвезды… Как звали ту, в фильме про первобытных людей и динозавров? Тоже странно, название фильма я вспомнить не смог, а имя актрисы память услужливо подсказала: Рэчел (или Ракель?) Велч. Тогда мы все ею восхищались. Действительно похожа. Самое интересное — женщина была совершенно голая. Если не считать золотистых меховых сапожек из шкуры нерпы. Нет, я ошибся — на ней были совсем узенькие трусики телесного цвета…

Увидев, что я проснулся, женщина широко улыбнулась большим, но все равно красивым ртом.

— С добрым утром. Вставай, завтрак уже готов…

Видимо, мы были с ней достаточно близки, раз она позволяла себе разгуливать в таком виде, нимало этим не смущаясь.

Первым побуждением было протянуть руку, поманить к себе, обнять… Очевидно, подобный поступок соответствовал бы логике наших отношений. Да и ее тело, настолько утрированно сексуальное, что больше напоминало рисунок Бидструпа, нежели реально существующий объект, не позволяло думать ни о чем другом…

Но я этого не сделал, более того — непонятный страх усилился. Словно была это не просто красивая, влекущая и, наверное, доступная женщина, а какая-нибудь гоголевская панночка… Мне захотелось вскочить, выхватить из-под подушки пистолет, который наверняка должен был там лежать со вчерашнего вечера, щелкнуть затвором. Отчего вдруг? Какие стертые из памяти, но сохраненные подсознанием события внушили вдруг такую мысль?

Наверное, я не совладал со своим лицом, потому что женщина вскинула перед собой руки испуганным жестом. Улыбка исчезла, сменилась растерянно-жалкой гримасой.

— Андрей, что ты, что ты?.. Почему ты так смотришь? Это же я… Тебе снова приснилось что-то? Ляг, успокойся, сейчас все пройдет. Подожди, я принесу тебе воды или, может быть, кофе? — Продолжая говорить, она пятилась назад, отступила за порог и только там остановилась, положив ладонь на дверную ручку, готовая при первом моем движении захлопнуть тяжелое полотнище.

Чем я ее смог так напугать? А она меня? Что вообще происходило между нами накануне днем? Или ночью?

Отчего она в таком виде? Мы что, спали с ней вместе? Судя по солнцу, сейчас раннее утро, значит, совсем недавно она лежала рядом, а я это напрочь забыл?

Андрей? Она назвала меня Андреем? Так меня зовут? Странно, но почему бы и нет?

Чтобы успокоить женщину, я откинулся на подушку и даже спрятал руки под одеяло.

— Я ничего не понимаю. Я не знаю, почему ты меня боишься. Как тебя зовут? Где мы находимся? Объясни. Я заболел? У меня что-то с головой? Если мне нужно лекарство — принеси. Обещаю вести себя спокойно… — Слова легко возникали у меня в голове и слетали с губ, но одновременно мне казалось, что произносит их кто-то другой. Значение каждого слова по отдельности я вроде бы понимал, но фразы звучали словно на чужом языке.

Женщина слушала меня, чуть наклонив голову, лицо ее постепенно вновь принимало обычное выражение.

Она подняла с пола, грациозно присев, лежавшую под вешалкой скомканную мужскую рубашку, надела в рукава и застегнула две нижние пуговицы. Прикрыла свои прелести, но стала от этого еще более привлекательной.