Читать книгу - "Праймашина - Вадим Панов"

Карлос передал ковш Егозе.

– А вы, стало быть, в Звиятинск?

– Приказчики мы, от каравана отстали, – выдал заготовленный ответ юноша.

– Караван здесь не проходил.

– Караван по дороге шел, а как Чудь напала, мы в сторону, – пояснил Карлос. – Вот и заплутали. Второй день через Пущу идем.

– Бывает.

– Согласен.

– Еды у вас купить можно? – осведомилась Шахмана. – А то с охотой у нас не задалось.

– Можно и еды купить, – не стал отказывать хуторянин. И неожиданно добавил: – А можно и так уйти.

Со злобой добавил. С прорвавшейся изнутри злобой.

– Что…

Удивленный Карлос хотел спросить, чем вызвана столь разительная перемена в поведении мужчины, но понял, что язык не слушается. И руки. И ноги. А голова стремительно наливается расплавленным свинцом, становясь тяжелой и горячей.

«Нас опоили! – Карлос понял, что падает. – Егоза!»

Но прийти на помощь верная Шахмана не могла при всем желании – она рухнула на землю чуть позже, но все равно рухнула, подкошенная огромной дозой дурмана.

– Приказчики, значит… Ну, ну… – Довольный собой хуторянин сплюнул, после чего принялся расседлывать лошадей – он и в самом деле был рачительным хозяином.

* * *

На первый взгляд могло показаться, что лорды безраздельно владели Героями, поскольку в их руках находился идеальный инструмент управления – каталисты, уникальные артефакты, необходимые для воскрешения павшего в бою воина. К тому же никто, кроме лордов, не владел прайм-индукторами, но… Но всегда и во всех делах есть небольшое «но», нивелирующее, а то и вовсе сводящее на нет любые преимущества. В случаях с лордами таковым «но» была способность Героев создавать новые каталисты. То есть, теоретически, любой из них мог отправиться искать счастья у другого владетеля, и этот факт делал положение лордов несколько двусмысленным: от них зависела жизнь Героев, но и рабами те не являлись, а потому – владетели не позволяли себе относиться к Героям, как к скотам. Они сохраняли дистанцию, демонстрируя, что стоят выше, но в то же время не забывали демонстрировать детям прайма свое уважение.

И еще не забывали о том, что Герои не любят оставаться мертвыми слишком долго.

И именно поэтому леди Агата спустилась к прайм-индуктору всего через час после того, как почувствовала смерть Улле Изморози – если обстоятельства позволяли, кобрийская владетельница охотно подчеркивала свою заботу о Героях.

Тьма.

Беспросветная тьма…

Многие Герои болтали, что видели при воскрешении цветные картины. Некоторые сравнивали их с цветными облаками, с яркими красками карнавала, приходящего на излете длинной зимы, и даже с адорнийской одеждой сравнивали, напоминающей вызывающую птичью окраску. Многие Герои говорили, что нет под луной ничего восхитительнее причудливого смешения прайма, из которого выходит новая жизнь. И к картине этой они были готовы возвращаться снова и снова, даже несмотря на то, что цена возвращения – смерть.

Многие Герои.

Но только не безликие. Только не те, кого побаивался сам прайм. Только не они.

Тьма – вот что видел Улле Изморозь во время воскрешения, тьму, и только ее. Без оттенков серого, без полутеней и намеков на отблески света, без надежды. И не облаком казалась она безликому, а липкой черной слякотью, болотной жижей, что сковывает движения перед тем, как задушить, вонючей мерзостью. И потому ничего, кроме отвращения, не испытывал Изморозь при воспоминании о том дерьме, что раз за разом дарило ему жизнь. О том образе, что принимал для безликих прайм, о той гадости, через которую приходилось идти.

Идти, напитываясь злобой и ненавистью…

– Рада, что ты вернулся, Улле, – громко произнесла Агата, бездумно листая толстую книгу «Наставлений».

– Моя леди… – Изморозь с достоинством поклонился. – Простите, что вам пришлось потратить на меня время и прайм.

– Не говори ерунду, Улле.

– Меня убили, – виновато напомнил Изморозь. Не муки очередной смерти волновали Героя – Улле, как и остальные безликие, воспринимал страдания стоически, научился получать удовольствие от путешествия по личному аду, – нет. Изморозь чувствовал стыд. – Я проиграл бой.

– Такое случается, – ровно произнесла леди, захлопывая книгу. – Ты проиграл, но держался смело и храбро… Ты ведь смело держался, Улле?

– Вы сомневаетесь?

– И за это я тебя ценю: за твою неукротимость. А прайм… – Агата махнула рукой. – Прайм не важен, Улле, важно, что ты вернулся.

– Спасибо, моя леди.

Безликие были чуть ли не единственными Героями, которые воскресали не полностью обнаженными – на их лицах оставалась маска. Как шутили лорды, прайм отказывался смотреть на самых безжалостных из своих детей, то ли противно ему было, то ли боялся, вот и считал маску частью их тел. Ее, разумеется, можно было снять, но делали это безликие крайне редко.

– Где тебя убили? – поинтересовалась леди Агата. Она расположилась в кресле и равнодушно наблюдала за тем, как натягивает на себя одежду Улле.

– В Гридвальде.

– Стоит ли ждать остальных?

– Нет, моя леди, у нас все шло хорошо. Потери не превысят допустимых пределов. – Улле помолчал, внимательно разглядывая рубашку, и уточнил: – То есть, одного меня.

Противно, конечно, произносить такое, противно и унизительно считать себя «допустимой потерей», но что делать? В общении с леди Кобрин Изморозь предпочитал оставаться честным – она была единственным на свете человеком, которого безликий искренне уважал.

– Почему Маркус решил сменить в Гридии власть?

– У меня сложилось впечатление, что Датос и Карлос ему опротивели. Но, возможно, у рыцаря Лашара были и другие причины.

– Опротивели? – леди Кобрин тонко улыбнулась – ей понравилось данное Героем определение. – Продолжай.

– Рыцарь Лашар отправился на аудиенцию, мы, согласно полученным указаниям, пробыли во дворе замка полчаса и, поскольку рыцарь Лашар не вышел, начали действовать.

– Ударили гридийцам в спину.

– Совершенно верно, моя леди. – Такие подробности Улле не смущали. – К сожалению, быстро справиться с гридийскими Героями не получилось, они оказались готовы к нападению и втянули нас в бой. – Изморозь рывком затянул пояс. – Меня убили, когда мы прорвались в тронный зал. К этому времени Датос был уже мертв.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– А его сын? – Агата свела брови, припоминая имя. – Карлос, кажется?

– Я видел, как он смылся из тронного зала.

– Отступил или бежал, собираясь покинуть замок?

– Не могу знать, моя леди.