Читать книгу - "Слово Оберона - Марина и Сергей Дяченко"

— Ты — не Оберон, — наставительно сказал Уйма. — Тот сильный и может себе позволить. А ты не сильная, — людоед вдруг задумался. — Ну не очень. Не такая, как король.

— Дай ему хотя бы воды.

— Ты его прощала — он тебе отплатил. И ещё отплатит, ему только дай. Еду на него переводить? Он сам еда. Только и живой до сих пор, потому что знает много. И семечки правды у нас ещё остались.

* * *

Когда Уйма вышел на дорогу выслеживать путников, я дала некроманту напиться. Максимилиан хлебал жадно. Губы у него пересохли.

— Почему ты меня не выпустил из клетки? Руки бы у тебя отвалились?

Он молчал и только злобно зыркал.

— Ты думаешь, я тебе из жалости воду даю? Просто чтобы ты не сдох раньше времени.

— Не волнуйся, не сдохну, — голос у некроманта осип и свистел, почти как у Уймы. — Переживу тебя. И твоего волосатого.

— Посмотрим, — я жалела, что дала ему воды и что вообще связалась с ним.

— Посмотрим, — его чёрные глаза глядели так неприятно, что я не выдержала и отвела взгляд. Спрятала флягу в мешок Уймы так, чтобы некромант не дотянулся. Поднялась к людоеду на пригорок.

— Базарный день сегодня, — сказал Уйма. — Повезло. Когда купцы с базара потянутся — с деньгами, — тогда и потряхивать станем.

— А если из замка пришлют стражу?

— Когда пришлют, мы уже далеко будем.

— Уйма, — я вздохнула. — А без грабежа — никак?

— На огненных шарах перевозчик строгий. Не заплатишь — не полетишь.

— Заработать где-нибудь…

Уйма присвистнул:

— Ты будешь свиней пасти, а я брёвна таскать. К осени по миске каши заработаем.

По дороге как раз гнали свиней. Какие-то странные здесь были свиньи. Чёрные. Шерстистые. Остромордые.

— С другой стороны, Робин Гуд тоже грабил богатых и отдавал бедным, — сказала я вполголоса.

— Кто?

— Один разбойник. Ты его не знаешь… Слушай, Уйма. Давай спросим у некроманта, кто такие Мастер-Генералы и почему они все мёртвые?

Уйма медленно повернул ко мне обросшее щетиной лицо.

— Он один. Один Мастер-Генерал.

— Как один? Ты же сам видел минимум двоих…

— Один.

На дороге оседала поднятая стадом пыль.

— Я три раза видела мёртвых Мастер-Генералов, — пробормотала я. — И все три были разные.

— Три раза?

— Да. Я забыла тебе сказать. В подземелье у Принца-деспота тоже один такой валяется.

— В замке?!

— Ну да. Только убили его не стрелой и не стилетом, а…

— Погоди.

По дороге из замка шагал одинокий путник. Ростом он был на полголовы выше Уймы, а шириной плеч и толщиной рук не уступал самому людоеду. Из-за спины торчали две толстые деревянные рукоятки — крест-накрест.

— Вот, — сказал Уйма. — С деньгами идёт.

— Откуда ты знаешь?

Уйма мигнул:

— Опыт… Знаешь, сколько я кораблей ограбил?

— Хорош уже хвастаться своими зверствами.

— Какими зверствами? — Уйма округлил и без того круглые глазищи. — Принц-саламандра нам нужен или нет?

— Нужен.

— Ну так сиди здесь. Я пошёл, — Уйма поднялся, будто распрямилась ветка. Зашагал вниз, к дороге, небрежно помахивая огромной суковатой дубиной.

Путник при виде разбойника даже не замедлил шаг. Даже не задумался ни на секунду. Как шёл прежде, так шагал и теперь. Я подумала: а не слишком ли Уйма самоуверенный? Этот мужик может оказаться здешним мастером боевых искусств…

Уйма и путник встретились у подножия холма — между ними было два или три шага. Ни один из них не кинулся нападать первым. К моему удивлению, они заговорили — Уйма спросил, путник ответил. Оба стояли расслабленно: Уйма опёршись на дубину, путник — упёршись в бока, небрежно отставив огромную ногу в чёрном лоснящемся сапожище. Стояли и беседовали, как добрые друзья!

Потом Уйма подбородком указал на меня. Я подхватилась, готовая бежать куда глаза глядят; что же, он продал меня в рабство? Вот этому первому встречному?!

Я отползла назад на несколько шагов. Потом заставила себя остановиться: я могучий маг. У меня есть посох, вручённый самим Обероном. Продать меня, как собаку, — это, знаете ли, даром не пройдёт никому!

И, трясясь как листочек, я встала и выпрямилась с посохом наперевес.

Увидев меня, путник остановился. Он был немолодой, лет под сорок пять или даже больше. В коричневой бороде пробивалась седина. Глаза-щёлочки тонули во множестве складок и морщинок. Щёлочки зыркнули на меня, потом — вопросительно — на Уйму.

— Лена, — сказал людоед строго. — Не выскакивай. Дело серьёзное, не время ребячиться и пугать. Вот гость у нас, уважаемый человек. Заплечных дел мастер, всегородской и пригородный, пожаловал к нашему костру. Пошли, большую игру играть будем.

* * *

Игра и вправду была серьёзным делом — чуть ли не торжественным ритуалом вроде рыцарского поединка. Оказывается, в этих краях любой встречный имел право вызвать на соревнование странствующего палача — «заплечных дел мастера» — где угодно: на базаре, на улице, посреди дороги. Тот соглашался или отказывался (правда, в случае отказа его могли запрезирать друзья и знакомые). Но если соглашался, вступали в действие простые и строгие правила.

Игроки садились друг напротив друга и по очереди описывали способ какой-нибудь казни. Условие было — не повторяться. Тот, кто первый не мог придумать ничего новенького, признавал себя побеждённым, и победителю доставалось всё его имущество, какое только он, победитель, сможет и пожелает взять.

Наш гость, «заплечных дел мастер», разглядывал Уйму, заранее выбирая себе трофеи. Ему понравилась добротная куртка, удобная для путешествий, и ещё ему понравились мы с Максимилианом.

— Ребятишки твои? На кон ставишь?

— Отчего не поставить, — беспечно отвечал Уйма. — Ставлю.

Я хотела возразить, но Уйма так посмотрел на меня, что я против воли промолчала. Ничего, пусть только попробует этот старый палач «взять» меня с Максимилианом. Для такого дела я и некроманта освобожу…

Правда, у него опять руки затекли. Может, освободить заранее?

— А ты, уважаемый, с деньгами? — поинтересовался Уйма. — Мне-то тряпок, игрушек не надо. Золото есть?

Палач щёлкнул пальцами по кошельку на поясе. Зазвенело. Палач усмехнулся:

— Ты, дружок мой молодой, не туда нарвался. Тебе бы с подмастерьем моим играть. Хоть голым ушёл, да наука была бы. Науку за плечами не таскать — она вся в голове. А я, милый, тридцать лет за плахой оттрубил, я такое знаю, что тебе и не снилось. Да только поздно отказываться-то.