Читать книгу - "Между плахой и секирой - Николай Чадович"

— Смыков, а у тебя уже глаза начали меняться, — говорила Верка. — И плечи раздались. В нефилима превращаешься.

— А у вас, Вера Ивановна, как я погляжу, груди стали намечаться. Скоро и потрогать можно будет. Вот радость-то! — парировал Смыков.

Лилечка беспрерывно плела венки из райских цветов, почти сразу начинавших увядать. Оська, довольный тем, что его на время оставили в покое, дремал под кустом. Заметно нервничал один только Цыпф.

— Прошло пять часов, — бубнил он, что-то вычисляя в уме. — За это время можно уйти километров на двадцать. Если шагом. А если бегом, раза в два дальше… Сколько же это получается… Километров сорок, не меньше! Да он уже мог до Нейтральной зоны дойти и вернуться!

— Нюни зря не распускайте, — успокоил его Смыков. — Погуляет и вернется. Он же не всерьез сбежал, а понарошку.

— А вдруг на аггелов напоролся?

— Это хуже. Но мы-то ему сейчас все равно ничем не поможем.

— Давайте поговорим с Эриксом. Так и так, скажем, пропал, мол, человек. Пошел поразмять ноги и как в воду канул. Пусть ищет, если взялся нас опекать.

— Нельзя, — поморщился Смыков. — Мы для чего это все затеяли? Чтоб Эрикса проверить. Реакцию его выяснить. Лопух он или нет. Пока получается, что лопух. Задержанный отсутствует уже свыше пяти часов, а он даже не чешется. Разве можно таким субъектам ответственное дело доверить? Да никогда! Гнать их каленой метлой.

— Вы-то что переживаете? Можно подумать, что вы начальник зоны, а Эрикс у вас надзирателем служит… Кстати, гонят паршивой метлой. А каленым железом выжигают.

— Какая разница, — поморщился Смыков, не видевший особого различия и между вещами более существенными, например, самооговором и чистосердечным признанием.

Вдоволь повалявшись на траве, Эрикс сделал трусцой несколько кругов по поляне, энергично помахал руками и прыгнул с разбега в реку. Завершив свой моцион, он напился, втягивая воду губами, как лошадь, а затем с беспечным видом скрылся в лесу.

— К Майре своей отправился, — авторитетно заявил Смыков. — Все ему до лампочки! Можно хоть сейчас убегать.

— Куда же мы без Зяблика? — встревожился Цыпф. — Так и разминуться недолго. Надо его здесь дожидаться.

Вернулся Эрикс только часа через полтора, но не один, а вместе с Зябликом, которого он деликатно поддерживал за локоток. Неудачливый беглец, едва ступив на поляну, заголосил:

— Кореша, хоть вы за меня доброе слово закиньте! Да разве я бы на побег решился? Куда бы я один без вас делся? А тем более без бдолаха! Я же вас предупреждал, что гулять иду! Ну заблудился, с кем не бывает… Зачем же мне криминал шить?

— В Эдеме и младенец не заблудится, — строго сказал Эрикс. — Вы ведете себя неискренне. Покинув лагерь, вы преследовали какую-то скверную цель.

— Опять двадцать пять! — Зяблик весьма правдоподобно изобразил оскорбленную невинность. — Никакой цели я как раз и не преследовал. Прошвырнулся малость, и все.

— Ваша версия выглядит неубедительно. Прошу вас впредь не покидать это место. — Эрике пяткой очертил в центре поляны круг.

— А по нужде? — тут же поинтересовался Зяблик.

— Вы нуждаетесь? — слегка удивился Эрике. — В чем?

— Он имеет в виду процесс дефекации, — объяснил Лева. — Не в этот конкретный момент, а вообще. Как ему вести себя в подобном случае?

— Пусть сообщит мне, и я отведу его в удобное для этого место, — разъяснил Эрикс.

— Премного благодарен, — поклонился ему Зяблик. — Не обделаюсь, значит, на глазах у сограждан.

Эрикс еще немного постоял, словно раздумывая, что делать дальше, потом отошел и улегся в сторонке. Выглядел он немного обескураженным и лекций в этот день больше не читал.

Ватага сбилась в кучу и, пока Верка создавала звуковые помехи, громко распевая: «Приходите свататься, я не буду прятаться…», стала перешептываться.

— Ну? — Зяблик задал вопрос первым. Докладывал Смыков:

— Опомнился он часов через пять после вашего побега. Вида, правда, не подал и нас ни о чем не расспрашивал. Ушел себе молчком. А потом видим, вас под конвоем ведет. Вот и все.

— Как хоть там, на воле? — спросил Цыпф.

— Нормально. Я сразу к тому леску пошкандыбал, где Чмыхало в засаде остался. Аггелов он там положил — кошмар! Всех из лука. Кого в грудь, кого в спину. К этому времени от них одни кольчуги остались, а внутри чуток черной слизи. Воняет так, что рядом стоять нельзя.

— А от Толгая, значит, ничего не осталось? — печально спросила Лилечка.

— В том-то и дело, — Зяблик загадочно приподнял правую бровь. — Труп исчез, это понятно. А куда сабля могла деваться? Я там все на карачках облазил

— и ничего! Все мечи на месте. По счету сходится. Правда, одного лука не хватает. Но это тоже можно объяснить. Кто-то налегке в бой кинулся, только с мечом. Где же тогда сабля? Не иголка, слава Богу.

— А вдруг он ее раньше обронил? — высказал предположение Смыков.

— Нет. Не мог. Он их потом саблей рубил. Добивал, наверное. Три кольчужных колпака пополам. Мечом так не сделаешь. Меч кольца сминает. А тут — как бритвой. Сабля у него знатная была.

— Жив Толгай, по-вашему?

— Не исключено.

— Хоть одна хорошая новость, — Верка прекратила свои завывания.

— Сейчас будет и вторая, — сказал Смыков елейным голоском, что уже само по себе не предвещало ничего хорошего. — Выдаем вам, так сказать, полный карт-бланш на покорение сердца нашего сурового тюремщика. Бабья краса валит, как коса! Это умными людьми подмечено.

— Ты что, в сводни нанялся?

— Ни в коем разе! Просто вспомнил ваше личное обещание свести этого типа с ума, — он кивнул в сторону Эрикса. — Иного выхода у нас просто нет. Как вы сами могли убедиться, побег не гарантирует удачу.

— Да я же шутила тогда! — воскликнула Верка. — На фига мне такой чудик!

— Придется ради общего блага постараться. — В голосе Смыкова задребезжала начальственная сталь. — Считайте это боевым заданием…

Затем он обратился к Зяблику:

— А как же вас Эрикс выловил?

— Просто. Подкрался, пока я поле боя осматривал. Потом хвать за шкирку — и с приветом.

— Ничего не говорил?

— Ничего. Правда, когда яму для аггелов рыл, заставил меня помогать. Все туда покидали. И мечи, и кольчуги, и луки… Целый арсенал.

Эрикс и без того был человеком не от мира сего (в буквальном смысле), да и Эдем его уже прилично пообмял под свой образец, так что задача Верке предстояла совсем не легкая.

Трудно начинать любовную агрессию, не имея в арсенале ни приличных нарядов, ни достойной косметики, ни импортных духов, чей запах сам по себе дурманит слабые мужские головы. Да и козыри (доступные обозрению) у Верки были не ахти какие — щуплое, мальчишеское тело (Зяблик успокаивал ее: «Он вроде швед, а шведы как раз таких, как ты, худосочных любят»), светлые овечьи кудряшки да голубые глаза с ехидцей. Свое главное оружие — неуемную страсть, помноженную на завидную технику, — она должна была до поры до времени таить, как убийца таит в рукаве остро отточенный нож.