Читать книгу - "Времена цвергов - Далия Трускиновская"

– Они велели передать нам: пусть попробуют. Зегевольдские темные альвы знают, что впереди цвергов под землей идут индерги, а поверху – вольфкопы. Индергов губит солнечный свет, они не могут вынести ожогов. В Зегевольде вырыты ходы, где постоянно караулят часовые. Услышав приближение индергов, зегевольдские темные альвы сумеют разрушить слой земли над ними и впустить солнечный свет.

– А вольфкопы?

– То, что наверху, зегевольдских не касается.

– Благодарю тебя. Наши травы и плоды – в твои руки.

– Приходи греться к нашему огню.

Верриберд чувствовал в себе силу, способную укротить и цвергов, и вольфкопов. Она зрела, как зреет яблоко на ветке. И он уходил на дальние поляны, чтобы слушать это созревание и чувствовать, что в природе ему созвучно.

Одновременно он начал свою собственную войну с альвригами.

Он видел в них врагов, которые возродили заклинания власти. Он помнил, как совсем юные альвриги сумели подчинить себе индерга и детей темных альвов. И он знал, какую силу имеет рисунок, сделанный рукой белого альва.

Возвращаться в ту пещеру он не желал – да и в любую другую тоже не хотел идти. Оставалось взять за образец людей, рисовавших знаки на желтоватых и сероватых листах неизвестного Верриберду дерева. В его распоряжении была береста с болотных берез, кто-то из младших белых альвов принес ему раковины перловиц с острыми краями, и он приготовил то, на чем можно рисовать. Он даже сшил куски бересты подсушенными корневищами пырея.

И потом он взялся за труд, который мог изменить многое в жизни. Этим трудом он мстил тем, кто погубил близких, проникал в будущее, пытался что-то исправить в прошлом. Способностей к рисованию у него было немного, учителя он не имел, но это и к лучшему – в простые фигурки можно вложить больше смысла, чем в безупречно похожие. Он выдавливал очертания краем раковины, а потом подкрашивал их соком ягод.

Получалось то, что его самого удивляло. Но он, обычно полагавшийся на рассудок, сейчас не пытался ничего понять. Он думал: вот приходят на болота охотники с псами, спускают их с поводка, псы выслеживают дичь, охотник стреляет из лука – пес приносит добычу. Так отчего бы не отпустить рассудок и руку, чтобы они сами искали и находили? Понять и осмыслить можно и потом.

К нему приходили два белых гофлендских альва. Они тоже перевели свои тела в иное состояние и собирались жить очень долго. Втроем они смотрели на рисунки и пытались привязать их к прошлому или же к будущему, но менять ничего не стали. Потом появилось еще несколько сшитых из бересты книг, по страницам которых шли индерги и цверги, а вольфкопы несли на носилках королев – одну, другую… восьмую… тринадцатую…

Однажды на краю поляны белые альвы увидели женщину. Обычно люди или проходили мимо, или обращались с просьбами, а эта стояла и молчала. Белые альвы легко могли отогнать ее, но она не мешала, и ей позволили издали смотреть на книги. Она приходила несколько раз. За спиной она несла короб, в который собирала целебные травы.

О Верриберде и его собеседниках заботилась белая альва в том возрасте, когда дети уже рождены, а до старости далеко. Она приносила им пищу и стирала их длинные рубахи. Звали ее Доннибенна. Они знали, где стоит ее шалаш, и иногда сами приходили к ней.

Однажды Верриберд обнаружил возле шалаша ту женщину. Она принесла белой альве дары – овечий сыр и сладкие садовые яблоки. Белая альва даже позволила ей сесть возле шалаша. Когда Верриберд пришел, они тихо говорили о яблоках.

Он издали оценил запах сыра и поморщился – пища белого альва должна быть от зелени и солнца, а не от животных. Но все в мире меняется, и потому он с любопытством посмотрел на женщину.

Она была невысокая, полноватая, от висков спускались две тонкие рыжие косицы, а прочие волосы она спрятала под серым чепцом из грубой ткани. И одежда на ней была очень простая – юбка, рубаха и накидка с обдерганными кисточками.

Доннибенна расчистила возле шалаша пятачок земли, а женщина принялась выводить на нем острым прутиком знаки. Это показалось Верриберду занятным – до сих пор никто из знакомых ему людей не умел чертить знаки, и странно было, что этим искусством владела женщина.

Он подумал, что можно было бы наносить знаки на страницы берестяных книг, и открыл первую. Открыл – и удивился.

Рисунок в ней изменился. На самом краю листа, над вереницей вольфкопов, появилась маленькая фигурка в мешковатой одежде – именно такой, какую носила женщина.

Потом Верриберд некоторое время следил за книгами. Рисунки менялись, но не часто, как это происходило – он не понимал. Даже думал, что он своей волей показывает события будущего такими, какими желал бы их видеть. Но потом понял – все немного сложнее…

И все как-то связано с той женщиной, которая приходит к Доннибенне.

Зимой она не появлялась, но весной снова стала навещать белую альву.

Прошло немало дней, прежде чем Верриберд подошел к ней и спросил ее о знаках. Это было для него непривычно и даже мучительно: обычно люди первые подходили к белым альвам, а не наоборот.

Она охотно объяснила: унаследовав дар целительства от прабабки, она пошла на обучение к городскому лекарю, и тогда пришлось освоить сперва чтение, потом письмо.

Она была очень осторожна, не задавала вопросов, и потому он сам показал ей книги из полос бересты.

– Это – прошлое и будущее, – сказал он.

Она долго вглядывалась в рисунки.

– Вот это было совсем недавно… А это придет через десять лет, или даже больше…

Она осторожно провела пальцем по темной полоске под ногами цвергов и не заметила, как эта полоска, означавшая земную плоскость, немного взбугрилась под пальцем, словно бы сама земля пыталась остановить мрачное и зловещее шествие. А вот Верриберд заметил.

– Ты умеешь совмещать рисунки с временем? – спросил он.

– Не знаю. Я так увидела. Они опасны для нас?

– Они опасны для всех.

– Кажется, они угрожают моему селу. Я из Русдорфа.

Это слово ничего Верриберду не говорило, но он понял тревогу женщины.

– Цверги, – сказал он. – Это очень старое слово. И оно вернулось. Плохо, когда такие слова возвращаются. Они сами себя так называют. А ведут их альвриги, владеющие заклинаниями власти. Тоже, видимо, древнее слово. Силу заклинаниям дает королева, которую выбирают из людей.

– Как это возможно?

– Крадут ребенка, обладающего сильной волей. И растят у себя в пещерах.

Прошло еще немало времени, два или три года, женщина пришла снова.

– У нас появились цверги, – сказала она. – Они напали на Эттельхоф, убили мужчин, зарезали и унесли скот, взяли зимнюю одежду. А от Русдорфа до Эттельхофа – три дня пути. Оттуда пришли к нам женщины с детьми, все рассказали. Я боюсь. У нас в Русдорфе – много хорошего скота, женщины – отличные пряхи и ткачихи. Если цверги про нас узнают – будет плохо.