Читать книгу - "Мир наизнанку - Марина и Сергей Дяченко"

На стенном экране сидел, закинув ноги на низкий столик, тощий подросток с коммуникатором на коленях. Виден был его затылок, умеренно лохматый, и небольшое аккуратное ухо. Светлая футболка обтягивала спину – не сутулую, в меру мускулистую.

– Он знает о камере?

– Конечно. Камера только в главной комнате его палаты. Еще у него есть спальня, санблок, спортблок, медблок…

– Кстати, как он себя чувствует?

– Прекрасно. – Врач мельком глянула на Александра и снова потупилась. – Вы понимаете, он здоров. Его помещение в изолятор – лукавство.

– Вы верите в проклятие?

– Я верю фактам: три человека умерли.

– Люди смертны.

Врач подняла глаза и посмотрела теперь уже пристально:

– Я работаю в этой школе пять лет. Мы тут редко встречаемся со смертью, знаете ли. У нас даже животные живут долго и счастливо.

– Хорошо вам.

– Да. А этот мальчик пришел оттуда, где смерть густая, как… как сжиженный воздух. Он Император Смерть. Я бы на вашем месте не встречалась с ним.

– Вы серьезно?! Вы, взрослый человек, когда даже дети не верят в такую…

– Именно потому, что я взрослый, серьезный человек, – упрямо сказала врач. – Когда к нам привезли Дениса, его прошлая жизнь была под запретом. Тайна, и все. Сразу же стало ясно, что парень нуждается в психологической помощи. Тогда я, как ответственный медработник, поставила вопрос о доступе к информации… Сперва рассекретили для меня и администрации. А потом для всех, потому что… Ну, глупо ведь, такое в тайне не сохранишь.

– Понятно. Значит, неведомые черные силы, которые невозможно ни зафиксировать приборами, ни вычислить, ни предугадать…

– Я не знаю, – устало сказала врач. – Елизар Степанович… Елизар Горошко, тридцать лет, учитель теплофизики. Давление – сто двадцать на восемьдесят. Медицинская карта чиста. Пловец. Велосипедист. Лыжник. Выпал из окна второго этажа, потеряв способность ориентироваться в пространстве. Перелом руки. Я поместила его в реанимационный модуль… Вы видели отчеты? Вначале там наверняка мои записи идут…

– Да.

– Он просто выключился, как прибор. Сердце не удалось запустить. Я подключила его к машине – сердце, почки, печень… полностью. Когда его увезли отсюда в госпиталь, он был еще жив. Если можно так выразиться. Потом мне ничего не хотели говорить, просто сообщили о смерти. И я ничего бы не узнала, если бы не второй случай. Эльза Себастьяновна Лун, учитель японского. Пятьдесят лет. Не замужем. Мать пятерых взрослых детей. Со склонностью к гипертонии. В прошлом году – перелом ноги, травма получена во время поездки с учениками на горнолыжный курорт. Срослось без осложнений. Потеряла сознание среди бела дня, в парке, по дороге от столовой к учебному корпусу. Не узнавала меня. Не узнавала никого. Я поместила ее в реанимационный модуль… Дальше рассказывать?

– Почему это случилось? Диагноз?

– Официально – гипертонический криз. Она носила пластырь, контролирующий давление и подающий сигналы всякий раз, когда систолическое едва-едва превышало сто сорок. Показания пластыря у меня фиксировались на приборах, я все передала в госпиталь. Там был зубец, ее давление скакнуло до ста пятидесяти и сразу же вернулось к норме минут за десять до того, как она упала… Но сто пятьдесят на девяносто – это не гипертонический криз!

– То есть вы не согласны с официальным диагнозом?

– А какая разница, согласна я или нет? Лука, спортивный организатор, сорок лет. У этого сроду не было гипертонии. Девочки рассказывали потом, что он шел, налетая на кусты. Я видела потом переломанные ветки. Видела следы. Он шел, виляя, как тяжело пьяный или полностью дезориентированный человек. Первым отключился мозг… Не совсем отключился, но был тяжело поврежден. Тело какое-то время жило и двигалось по инерции. А потом выключилось. Я, конечно же, поместила его в реанимационный модуль. Но какой смысл поддерживать жизнь тела, если оно пустое? Если человек уже вылетел из него неизвестно куда?

Врач замолчала. Подросток на экране переменил позу – убрал ноги со столика, повозился в кресле, сел ровнее.

– При чем тут мальчик? – спросил Александр.

Врач пожала плечами:

– А при чем тут мальчик? Только при том, что там, где он, умирают люди. Больше у нас нет никаких ни данных, ни сведений, только… чувство самосохранения.

– Думаю, вам удастся убедить попечительский совет, – сказал Александр.

Врач внимательно на него посмотрела.

– Да, – ответила суховато. – Если вы хотите говорить с мальчиком – пожалуйста. Ваша работа, в конце концов, и вы знаете об этой истории куда больше меня… Только примите во внимание одно обстоятельство.

– Да?

– Умерли те, кто был важен Денису. Кто был ему особенно интересен.

– Бедный мальчик, – пробормотал Александр.

– Да. Я тоже ему интересна. Я никогда с ним не разговариваю лицом к лицу. Можете меня презирать. Можете написать рапорт.

– Я не собираюсь…

– Спасибо. Услуга за услугу: и вы ему будете интересны. Вы, с вашей работой, с вашим заданием. Особо интересны. Он любопытен.

– И что случится со мной, если я поговорю с тринадцатилетним мальчиком лицом к лицу?

– Может быть, ничего. А может быть… Я, конечно, помещу вас в реанимационный модуль в случае чего. Но результат известен.

Александр засмеялся. Врач подарила ему скудную улыбку.

* * *

– Здравствуй, Денис.

Парень обернулся.

Он в самом деле выглядел на пятнадцать – нескладный, мосластый, совершенно нормальный подросток. Он улыбнулся с естественной вежливостью, начал уже отвечать – «Здра» – и вдруг запнулся.

Это было очень короткое мгновение. Кто-то другой, не Александр, не заметил бы или не придал значения. Но парень запнулся, увидев его, и в глазах промелькнула… радость, что ли? Удивление? Неопознанное чувство. В целом позитивное, но с ноткой тревоги.

– Здравствуйте, – сказал он в следующую секунду, совершенно так, как должен был сказать нормальный парень в такой ситуации. – Вы следователь?

– Я специалист по разного рода нештатным ситуациям, – округло пояснил Александр. – Мы ведь раньше не виделись, да?

– Нет. – Парень приподнял уголки губ. – Вы показались мне похожим на одного человека.

– На кого?

– На моего отца. – Голос парня не дрогнул. – Хотя я помню его гораздо моложе. Вам около сорока. А папе, когда он умер, еще тридцати не было.

Александр растерялся на целую секунду. Очень не хотелось произносить дежурное «сожалею», но ничего лучшего придумать не получалось.

– Тебе непросто пришлось.

– Да, мне уже говорили, – он смягчил дерзость улыбкой. – Вы верите, что трое преподавателей умерли из-за меня?