Читать книгу - "Зеркало Велеса - Александр Прозоров"

Женские вопли вызывали любопытство и еще какое-то странное желание. Андрей сделал над собой усилие, поднялся, тоже пошел на дальний край поляны. На берегу копошились полуобнаженные, несмотря на мороз, холопы. Они подбадривали друг друга криками, закусывая восторг мясом и запивая вином. Однако самое интересное творилось у полыньи, куда большинство и стремилось. Андрей попытался протиснуться вперед. Поначалу его отпихивали, потом начали узнавать.

— Новик, новик, — побежал шепоток. — Кавалера Альберта… На стену один… Боярина Лисьина сын.

Холопы разошлись, один из них, бритый — стало быть, литовец, — весело предложил:

— Не желаешь забавы молодецкой, новик Лисьин?

Теперь Зверев наконец-то увидел предмет общего веселья: на снегу извивались, пытаясь хоть как-то прикрыть свою наготу, три женщины. И зрелище это не вызвало у Андрея ничего, кроме легкой брезгливости.

— Какую будешь? — нетерпеливо спросил холоп.

— Старые они какие-то все, — отмахнулся новик и направился обратно к костру.

Здесь на щитах и попонах лежали куски мяса, разломанные караваи хлеба, стояли баклажки с вином. Зверев понял, что запихнуть в живот он ничего уже не сможет, а потому ограничился еще несколькими глотками вина и пошел к телеге с коврами. Говорить ему тут было не с кем, к проруби тоже не тянуло. Оставалось одно: раскатать пару мягких пушистых ковров и завернуться в них до утра.

— Люблю повеселиться, особенно поспать, — негромко признался Зверев и, борясь со слабостью в ногах, приступил к осуществлению своего мудрого плана.

* * *

Проснулся он уже при свете дня. Большая часть отряда благополучно дрыхла, кто где «сломался». Самые крепкие, подобно ему, подготовили для себя постели — кто улегся в санях или повозках, кто постелил себе потники, ковры, даже шубы. Но большинство «отключились» неожиданно для самих себя и теперь валялись кто на полпути от берега к костру, кто на щитах, сжимая в руках пустой кубок, а кто и вовсе сидя с куском мяса в одной руке и глиняной кружкой в другой. Хорошо хоть, одеты все были тепло и простудиться им не грозило. Хотя… У проруби какой-то литовец свалился со спущенными штанами.

Впрочем, были и те, кто уже бодрствовал: с десяток холопов чистили коням шкуры, мазали какой-то жижей потертости, носили к костру от полыньи воду а уже согревшуюся — лошадям. Вместо торб скакунам вытащили из саней, из-под тюков, серое свалявшееся сено. То, что лошадь одним зерном кормить нельзя, Андрей уже усвоил — от такой щедрости колики у бедолаги будут, а то и вовсе сдохнуть может. Это как с машиной. Более дорогой бензин, чем положено, заливать можно — но только двигатель быстро сломается.

К пленницам холопы отнеслись с куда меньшим трепетом, и те жались втроем под одной общей попоной. Со свалявшимися волосами, мятыми, опухшими лицами, разводами под глазами, они вызывали еще меньше симпатий, нежели вчера.

Боярина и князя Андрей не увидел — видать, господ уложили где-то с особыми удобствами. Общаться было не с кем, и Зверев занялся тем, что уже начало входить в его привычку: вытянул саблю, поднял один из щитов и пошел к заиндевевшему кусту бузины отрабатывать удары вслепую — поражать намеченную точку, закрываясь при этом деревянным диском от возможного нападения.

Когда куст был острижен под «полубокс», он ощутил на себе чей-то взгляд, оглянулся. Это был боярин, стоящий у костра и наблюдающий за ним. Зверев спрятал саблю в ножны, подошел к нему:

— С добрым утром, отец.

— Не много у человека радостей в жизни, Андрей, — положил ему руку на плечо Василий Ярославович. — Но мне повезло в самом главном. Я не просто знаю, что ты мой сын, новик. Я горжусь этим.

И хотя Зверев знал, что родство с этим человеком для него — чистое недоразумение, горячая волна удовольствия прокатилась по телу.

— Я ведь твой сын, отец. Разве я могу быть другим?

— Я знаю, — улыбнулся боярин. — Как тебе первый поход?

— Спасибо, не распробовал.

Лисьин рассмеялся, обнял его:

— Ничего, походов ратных и на твой век хватит. Ныне же роздых небольшой сделать можно да удаче порадоваться. Мы с князем сговорились: кони, в замке взятые, и девки эти ему достанутся, а прочая добыча вся — нам. Так что поутру домой двинемся. Матушка, верно, уж беспокоится. Боится за тебя. Ей волю дай — под юбку бы спрятала и за порог не выпускала. Не зря, ох, не зря Господь бабам повиноваться мужниной воле назначил. Кабы по-ихнему все было, давно бы мы все под ярмом иноземным ходили… Сегодня бы хорошо уехать — да с холопов уроку никакого. Замаялись в походе. А еще более — в отдыхе.

— А это правильно — что вся добыча нам, а князю всего лишь кони да женщины?

— Ты, сынок, не забудь, что нам еще со скобарями делиться надобно. Опять же, Крошинский сверх сего племянника своего получил. Ну, и кони у ордынцев знатные. Опять же, надеется он, среди пленниц родичи кавалера Карла окажутся, а то и жена. Вот тогда уж князь с ним поторгуется.

— А что, это может быть его жена? — Андрей бросил взгляд на трясущихся под попоной невольниц.

— Вряд ли, — пожал плечами боярин. — Крестоносцам жены не положены. Так что, мыслю, шлюхи это обычные, что для баловства кавалеры завели. Но князь шибко надеется… В общем, сын, поглядывай, чтобы добра холопы не портили. Наше все это ныне. И пить им больше не давай. Бочонок пусть дохлебают, и хватит. А едят пусть от пуза.

Впрочем, особого вмешательства от Андрея не понадобилось. Остатки вина уже через час прикончили самые ответственные из воинов — те, что занимались лошадьми. Остальным, тяжело просыпающимся после ночной попойки, досталась только мороженая свинина, которую приходилось по часу запекать в углях, да разбросанное по всей поляне добро, что сызнова нужно было упаковать в тюки и увязать на санях.

Поутру князь Крошинский с холопами проводили союзников до порубежной стражи, и только тут родственники крепко обнялись.

— Благодарствую тебе, боярин, — отступив, поклонился литовец. — Коли во мне нужда возникнет, весть пришли. Я отныне твой должник.

— Какие счеты, княже, — развел руками Лисьин. — Мы ведь родственники. Бог даст, свидимся.

— Свидимся, Василий Ярославович, обязательно свидимся.

Никаких вопросов у литовских порубежников после этой картины не возникло, и тяжелый обоз медленно выкатился на нейтральную полосу. В этот раз отряд двигался со скоростью, уступающей даже пешеходу, а потому к московской заставе дополз только в сумерках. Себежский стражник раскланялся, восхищенно покачал головой, глянув на груды сваленного на сани добра, и махнул рукой: проезжайте! Похоже, в этом мире вопросы возникали только к тем, кто зачем-то покидал свою страну.

Впрочем, и в остальные времена это ничуть не изменилось.

Заночевал отряд в версте за стражей, а поутру Василий Ярославович предложил:

— Слушай, сынок, а не глянуть ли нам, что тут князь Тушин отстроил? Завернем в Себеж, воеводе поклонимся, себя покажем. Обоз вон как тянется, опосля без труда нагоним.