Читать книгу - "Круги в пустоте - Виталий Каплан"

Меж тем толпа раздалась, и на середину площади, где точно кафедра возвышалась сложенная из тщательно пригнанных друг к другу камней арена, выступила процессия. Впереди шествовало несколько человек в темно-синих плащах, с длинными, ниже плеч, волосами, каждый в правой руке держал высокий и тонкий посох, перевитый такими же чернильно-синими лентами. Чувствовалось, что посохи у них не для опоры, а то ли для красоты, то ли это какой-то знак. За ними шагало с десяток воинов в боевых панцирях, при саблях и с короткими толстыми копьями. Потом — пятеро связанных общей цепью людей в серых балахонах, а замыкали колонну опять-таки стражники с натянутыми луками.

Пятеро шли размеренно, даже как-то равнодушно, соединяющая их цепь напомнила Митьке ту, какая была и на нем в тот день, когда его в колонне с прочими рабами вели продавать на рынок. Только у этих людей не было рабских ошейников, цепь охватывала каждого за лодыжку, крепясь к охватывающему ногу широкому бронзовому кольцу.

Дойдя до каменной арены, люди в синих плащах остановились. Один из них сделал короткий знак рукой — и воины, суетливо избавив пятерых пленников от цепей, древками копий загнали их на возвышение. Те не пытались сопротивляться, они вообще двигались точно во сне.

Человек, отдавший команду воинам, приосанился и звучно произнес:

— Жители славного града Ойла-Иллур! Неизмерима доброта Высоких наших Господ, богов неба, земли и преисподней, дарующих нам свет и тьму, радость и печаль, жизнь и смерть. Нас, ничтожных, оделяют они дождем и солнцем, виноградной лозой и рисовым зерном, посылают нам сны и вдохновляют наши мысли…

— Смотри, это маг! — шепнул пацаненок Митьке. — Из самого Тхарана, Синее Крыло.

— Да ты чего? Неужели настоящий? — Митькино сердце екнуло. Маг! Если это и в самом деле так, то вот они — люди, способные вернуть его домой!

— А то! — обиделся мальчишка. — У нас ненастоящих не бывает, у нас тем, кто мага из себя корчит, а ничего не умеет, Тхаран голову рубит. Так что дураков нет.

— А Тхаран — это кто? Или где? — заинтересовался Митька.

— Совсем ты темный, — снисходительно, точно взрослый дяденька глупому карапузу, пояснил пацан. — Тхаран — это у нас в Олларе такое содружество магов. А слово «тхаран» значит утес, только это на старом языке, на нем сейчас только жрецы поют гимны.

Владелец синего плаща долго еще распинался о неимоверной доброте богов. Доброта, по его словам, заключалась в равномерной раздаче радостей и несчастий. «Равновесие! — выкрикивал синий. — Весы богов!» Потом он перекинулся мыслью на людскую неблагодарность, на тягу к невежеству и суевериям, что выражается в поклонении некоему никогда не существовавшему Единому, которого такие вот предатели попросту сочинили, дабы прельщать народ, и даже более того, они, будучи движимы ненавистью ко всему живому, хотят вызвать на головы мирного населения гнев Высоких Господ. И ужасное чуть было не свершилось, еще немного — и город провалился бы в пустоты земли, в царство Маулу-кья-нгару, но крепкий утес, Тхаран, вовремя выявил заразу, и теперь настало время умилостивить рассерженных богов, для чего необходимо отправить к ним на суд гнусных богохульников. Однако Тхаран, не желая излишней крови и надеясь на просветление даже помраченных умов, в последний раз обращается к предателям и предлагает им отречься от своих заблуждений и поклониться истинным хозяевам мира, богам Светлого Оллара. В таком случае грешники сохранят жизнь, и, будучи наказаны кнутом, отправятся искупать свои грехи в каменоломни.

— Нет! — неожиданно зычным голосом произнес вдруг один из единян, с рыжей бородой, доходящей чуть ли не до середины груди. — Не отрекусь я от Господа моего, Он мне защита, Он мне Свет и Путь, Он, Рожденный и Нерожденный, воссоздаст меня из праха в день гнева Своего и введет в небесную Свою горницу, а мерзкие идолы падут, и сами они, и служители их вострепещут, ощутив в сердце своем дыхание Единого, и будет оно жечь их подобно пламени, и пламя сие будет вечно!

— Нет! — послышался второй голос, затем — третий, четвертый. Пятый, совсем молоденький еще парнишка, судорожно вздохнул.

— Я… Я поклонюсь! Я паду ниц пред Высокими Господами, и… — он действительно распластался на каменных плитах, захлебнувшись рыданиями.

По знаку синего мага двое стражником деловито стащили парнишку с помоста.

— Да как же ты, Хьяру-лимсе, — обернувшись к нему, горестно вскричал рыжебородый. — Ради временного обитания в теле губишь ты бессмертную свою душу! Все равно ведь умрешь, позже нас, но умрешь, и Господь не узнает тебя на небесных дорогах, и отвернет от тебя Свое лицо, и низринешься ты до центра преисподней!

Парнишка молчал, со свистом втягивая в себя воздух. Плечи его тряслись, глаза ошалело выкатились из орбит, и если бы не крепкие руки стражников, он наверняка бы шлепнулся в пыль.

— Ну хоть один умный нашелся, — желчно процедил второй из магов. — Ладно, начинаем.

Маги выстроились вокруг помоста кольцом, что-то тихо забормотали. Воины — Митька явственно видел это — напряглись, часть лучников взяла на прицел приговоренных единян, а часть — притихшую толпу.

Бормотание магов с каждой минутой делалось все громче и громче, постепенно Митька начал разбирать в нем какой-то сложный, но устойчивый ритм — странный, завораживающий и пугающий одновременно. Куда до них нашим рэперам, мелькнула вдруг совершенно неуместная сейчас мысль.

Потом он понял, что это уже не просто ритм — это песня, в которой нельзя было разобрать ни слова, но сама мелодия несла в себе смысл. И смысла этого Митька предпочел бы не ощущать, да куда там! Точно стальная рука сдавила его волю, перед глазами прыгали цветные пятна, а страх мутной пеленой обволакивал сердце. Точь-в-точь как на поляне в парке, когда плащ-болонья посмотрел на него. Мир вокруг пульсировал с бешеной скоростью, и мало-помалу вибрация эта передалась Митьке, ее невозможно было унять. Краем глаза он заметил, что и словоохотливый пацаненок, и суровый мужик слева, и вообще все вокруг тоже трясутся в такт магической мелодии.

Потом вдруг синие маги резко, точно по команде, остановились и подняли свои посохи, нацелив их на тихо бормочущих что-то единян.

— О Высокие Господа наши, возьмите же свое! — вскричал тот самый маг, что совсем недавно читал толпе лекцию о доброте здешних богов.

И тут Митька наглядно убедился, что здешние маги — настоящие. С концов посохов у каждого из них сорвалось гудящее синее пламя и устремилось к единянам. Огненные струи точно змеи обвили вскрикнувших людей. Крики, шипение, стоны, жадный треск огня, пожирающего человеческую плоть… Митьку замутило, он чувствовал, что еще немного — и его вывернет прямо на пыльную землю площади.

Несколько минут на каменном возвышении гудело пламя, метались в нем человеческие фигурки, кричали, таяли — а потом вдруг все разом кончилось, пламя исчезло. Четыре темных пятна среди серых камней. Четыре точки, расположенные слегка искаженным квадратом. Четыре буквы на гранитной странице.

А потом площадь взорвалась рукоплесканиями. Крик стоял такой, что у Митьки заложило уши. Толпа, еще секунду назад оцепенело взиравшая на хищное пламя, сейчас прыгала, вопила, хлопала в ладоши, фонтаном выплескивая в белесое от жара небо свою сумасшедшую радость. Мелькание рук, ослепительные улыбки, восторженные глаза. Митькин новый приятель, загорелый мальчишка в потертом кожаном ошейнике, прыгал и вопил вместе со всеми, крутился в безумной пляске, и сизые рубцы на его спине колыхались, точно ветви дерева, колеблемые ветром. А самое страшное — Митька чувствовал, что и сам готов задергаться в судорожных конвульсиях, захлебнуться не то смехом, не то плачем, хлещущие отовсюду волны радости подбрасывали его, крутили как щепку, и не было сил сопротивляться.