Читать книгу - "Призрак улыбки - Дебора Боливер Боэм"

— Ну что вы, — обиженно выговорила я наконец, — я считала, что это, должно быть, ваша домоправительница.

— Такая роскошь не для меня, — ответил он с дразнящей улыбкой. — Я живу здесь один. С домашней работой справляюсь легко. А в одиночестве есть и хорошие стороны. — Предполагая, что он имеет в виду уединенность, я замерла при мысли, что сейчас наступит миг, когда он поведет меня в святая святых — свою спальню (перед глазами мелькнуло: расстеленный, аккуратно заштопанный футон, окно, открытое в заиндевелый сад, воздух, благоухающий зажженными курениями и плодами мандаринов). Вместо этого он спросил:

— У вас есть еще время?

— Сейчас почти десять, — ответила я, глянув на свои часики, где на темном, словно ночное небо, циферблате звезды и полумесяцы заменяли привычные цифры. С тех пор как в трехлетнем возрасте я, посмотрев в кино «Фантазию», попросила мать: «Лилио, купи мне такую волшебную шляпу», я всегда имела при себе что-нибудь знаково-заклинательное.

— В таком случае, чтобы успеть в гостиницу до полуночи, необходимо двинуться прямо сейчас, — сказал священник.

— Правда? — вяло откликнулась я, успевшая напрочь забыть о цели своего путешествия. Хотелось воскликнуть: «Забудем об этих источниках с привидениями! Мне больше хочется остаться здесь, с тобой!» — но пугала мысль, что высказанное таким образом легкомысленное отношение к своей работе повредит мне в его глазах. Кроме того, очерк — даже без привидения — в самом деле мог получиться отличным. Так что я просто спросила:

— Но вы отправитесь вместе со мной?

— Да, и с удовольствием, — сказал он, — но должен предупредить: мой транспорт не самой последней модели.

Обувшись и надев куртки, мы вышли из дома, и он повел меня к стоявшему поодаль сараю. Там я увидела, что «транспорт» — это деревянная тележка, в которую он очень споро запряг сонного с виду серого осла по кличке Судзу.

— Все собираюсь купить машину, — сказал мой прелестный священник, — но жду, пока изобретут такую, что сможет ездить на сене. — Он рассмеялся своим удивительным, в глубь души проникающим смехом — и ночь приветственно засверкала всеми своими звездами.

* * *

Проснувшись наконец окончательно, ослик Судзу помчался куда резвее, чем можно было предполагать, и мы подъехали к гостинице задолго до полуночи. Правда, мне-то хотелось, чтобы путь занял побольше времени: ведь поездка была законным наслаждением близостью, обеспеченной нашим сидением рядом в двухместной повозке: руки то и дело сталкиваются, бедра едва не соприкасаются, выдыхаемый нами холодный пар сливается в одно облачко, и мы оба чувствуем знаковость этой картинки. Гаки-сан взял с собой большой бумажный фонарь, который освещал несколько ярдов дороги, бегущей перед размеренно цокающими копытами ослика, и, глядя на него, я осознала, что в храме нет ни телефона, ни канализации, ни электричества.

По дороге к горячим источникам мы почти не разговаривали, и лишь изредка Гаки-сан спрашивал, не замерзла ли я. «Да, немного», — каждый раз отвечала я, зная, что сейчас он плотнее закутает меня в одеяло, которым мы накрывались, а я закрою глаза и буду впитывать в себя источаемый им слегка отдающий ладаном восхитительный запах. Но вот мы поднялись на гребень горы, и Гаки-сан натянул поводья.

— «Ёмоги сансо» вон там, внизу, — сказал он, указывая на скопление двухэтажных деревянных домов по обе стороны бурной реки, чьи берега связывал крытый деревянный мост. И в тот момент оранжево-желтый диск полной луны, что пряталась целый вечер за плотными облаками, выплыл в расчищенное пространство неба и дал мне возможность увидеть водоемы горячих источников, тянущиеся цепочкой вдоль берега и дымящиеся в холодном ночном воздухе, словно гигантские ковши лапшового супа.

— Но там нет света! — с беспокойством воскликнула я. — Не может быть, чтобы сейчас, когда вот-вот должно случиться нечто сверхъестественное, все уже спали.

— Давайте спустимся и посмотрим, что происходит, — спокойно предложил Гаки-сан.

Выяснилось, что в неосвещенной гостинице как раз ничего не происходило. На крепко запертой парадной двери висело объявление, гласившее, как разъяснил мне Гаки-сан (я умею читать японские цифры, но это, в общем, и все), что гостиница будет закрыта с 15 сентября до 15 марта. В случае крайней необходимости с владельцами можно связаться по такому-то телефону в отдаленной провинции Кумамото. Ни о десятом дне десятого месяца, ни о призраке горничной в записке не было ни слова. На секунду меня захлестнуло острое чувство разочарования, но я тут же сказала себе: погоди, ведь если б не вся эта гонка за привидениями, ты не встретилась бы с мужчиной твоей мечты.

— Что ж, — сказал Гаки-сан, потирая ладони (перчаток у него не было), — уж если мы проделали весь этот путь, надо, я думаю, искупаться при лунном свете. Согласны?

* * *

Никто никогда не отнимет у меня этого: чистого, как вода, воспоминания о неотразимо прекрасном мужчине, который, стоя на берегу реки, медленно снимал свое священническое облачение. Сначала теплую шерстяную куртку, потом тяжелое, цвета индиго хлопковое коромо (род кимоно, но с более широкой юбкой), потом два нижних кимоно. И вот он стоит повернувшись ко мне спиной, удивительно гибкий и мускулистый, прикрытый лишь гусиной кожей и белой хлопковой набедренной повязкой. Через мгновение он погрузился в холодную воду, и минуту спустя я увидела, что набедренная повязка плывет по воде, как перевязь, соскользнувшая с плохо забинтованной мумии.

Теперь явно была моя очередь. Сделав глубокий вдох, я скинула куртку, а потом быстро: платье, кроссовки, носки и легинсы. Простояла минуту в лифчике и трусиках — к счастью, новых, комплектных, атласных с кружевной отделкой (соединение серого с цветом слоновой кости), купленных в «Виктория Сикрет», а не в разномастных, слежавшихся от сырости и сколотых булавками вещичках, которые, подобно покоящимся на дне моря чудовищам каменного века, хранятся в бездонных глубинах моего бельевого шкафа. Сбросить с себя последние лоскутки защищающей тело одежды оказалось мне не под силу: не столько из-за стыдливости, сколько из-за ужасного холода. Сделав еще один глубокий вдох, я осторожно вошла в ледяную воду.

Само собой, это был шок. Холод буквально скрутил мне горло, хорошо хоть, что сердце не остановилось. Когда мои ледяные ступни коснулись еще более ледяной воды, священник плыл ко мне спиной, теперь же он развернулся и стал приближаться туда, где — по шею в воде — я стучала зубами, как кастаньетами.

— Я знаю, что вам жутко холодно, — сказал он, — но, думаю, это нужно испробовать: чтобы почувствовать контраст и соблюсти все правила. Однако хватит. Быстро, прыгаем в ротенбуро!

Я хотела сказать «с удовольствием», но замерзшие губы не слушались, и я просто кивнула и торопливо пошла из воды впереди него, что давало возможность не отводить лицемерно глаза от той части тела, которую не прикрывала набедренная повязка. Чуть позже я краем глаза заметила (со смесью облегчения и разочарования), что он успел снова ее надеть.