Читать книгу - "Бабье царство - Игорь Осипов"

— Для начала приодену вас по приличию, а то вы в совершенно неподобающем для такого красивого юноши тряпьё, как столетний дед.

Я поглядел на свою курточку, мысленно выругавшись на аналитиков. Они говорили, что здесь в цене традиции. Что я одет по проверенным канонам, и это подчеркнёт мой статус, а оказалось, что нацепили на меня вышедшее из моды барахло. То-то и Клэр, и Катарина в один голос твердили, что мне за триста. Всё дело в одежде.

Лукреция, заметив мой взгляд, продолжила оживлённо описывать плюсы нашего соглашения.

— В Ганивилле знаю нужных женщин. Наймём служку-пажа.

— Зачем мне паж? — опешил я.

— Не подобает благородному господину быть без слуги. И так, наверное, косо смотрят.

— Мне не нужен паж, — нахмурился я.

Начальство точно по голове не погладит за такую инициативу.

— Вы не беспокойтесь. Это не портовая дрянь, и не заморыш из приюта. В деревне проще найти честного мальчонку, чем в большом городе.

Волшебница наклонилась вперёд таким образом, что два её достоинства чуть не вывалились из декольте. От этого Катарина надулась, как морская свинка.

— И вам уступлю свои изделия по себестоимости. Конечно, не всё разом, а то, что от ярмарки останется.

Я взял с подушечки небольшую медную булавку-заколку с грубо отчеканенным узором на серебряной бляшке. Это походило на сплющенную пломбу, какой что-то опечатывают, только прицепленной к концу булавки.

— Хорошая зачарунька, пасьо́н называется, — продолжала говорить до сих пор не совсем трезвая волшебница. — Ваша избранница всю ночь будет довольна.

Я вспомнил озорную парочку, развлекавшуюся за стенкой в гостинице, и поглядел на Катарину, которая густо покраснела, но смолчала. Пасьо́н означало страсть.

— А это работает?

— Я уже десять лет торгую зачаруньками! — обиделась Лукреция. — Все всегда довольны. А вот эту так возьмите.

Она не поняла сути моего вопроса. Я знал, что есть артефакты. И слышал слухи, что начальник научного отдела чуть не повешался, пытаясь понять, как они функционируют, но так ничего не узнал. А волшебница тем временем взяла железную заколку, на которой красовалась свинцовая блямба с выбитым символом, похожим на букву С.

— Что это?

— Силенса. Спокойствие. Хорошо для собак, чтоб ночью не выли.

— У меня нет собаки, — вздохнул я.

— Ну, для внутреннего зверя храмовницы тоже подойдёт, — волшебница перевела свой взгляд побелевшую от злости Катарину. — Ты же из простолюдинок. Вам обычно дух и кровь либо от вепря прививают, либо от сук породы бойцовая гвардейская. С силенсой будет тихая и покладистая.

— У меня не вепрь и не псина, — процедила храмовница, заставив Лукрецию поморщиться, словно та лимон съела. — И моего зверя запечатали очень хорошо. Мне ваша силенса не нужна. Я жрать вашу печень не собираюсь, хотя рожу набью с превеликим удовольствием.

Девушка подхватила рукой одну из своих кос, так что медальон, вплетённый на самом конце, остался на ладони, и сунула под нос. И волшебница уставилась на гравировку так, будто протрезвела в один миг — молча и серьёзно.

Я глядел на эту сцену и интуиция, обычно живущая у человека в пятой точке, и которая зачастую очень точно предсказывает неприятности, подсказывала, что нужно вмешаться. А если проще, то я сейчас задницей чувствовал беду.

— Хорошо. Мы поедем сделаем крюк. И пасьону, и силенсу я возьму для себя.

— А можно мне четыре пасьона, — вступила в разговор Урсула, поняв, что никакого суда чести не будет, и всё решилось мирным путём.

— Можно?

— А можно для мужа прищепку на стручок, чтоб в моё отсутствие не гуливанил. А то он эта… озорной. Уже дважды из чужой койки вытаскивала.

— Найдётся, — натужно улыбнувшись, ответила Лукреция. При этом она не сводила глаз с Катарины.

Я мысленно выругался. Опять эти недомолвки. Опять эта потусторонщина. Нужно с этим что-то делать.

— Мне кто-то пояснит, что это за зверь?

— Щас скажу, юн спадин, — повернувшись на козлах и потянувшись рукой к моим карамелькам, пробасила Урсула. — Значит, в главном храме ордена, это который в Коруне стоит, над молодыми девками проводят ритуал. Там их как-то смешивают со зверьём. После чего у них сил немерено, и нрав как у зверя. Раньше ловили диких, сейчас выводят особые породы. Так проще и выкидышей меньше. Обычно собак запихивают, но бывают и другие. Лютые зверюги. Я как-то видела, как храмовница-вепрь одна на строй пикенёрок бросалась. Вся проколота, а остановить не могут. Пока в упор из десятка аркебуз не расстреляли, успела человек тридцать покрошить. И это одна. А если их несколько? Бойцовые суки могут весь день по следу бежать, а потом порвут в клочья. А ежели до посвящения послушница не сможет сдержать дикость, её клеймят, зверя запирают и отправляют на все семь ветров.

Я опустил взгляд. Вот оно что. Отсюда и комплексы у Катарины.

— И что у тебя за зверь?

— Львица, — тихо ответила девушка. — Довольны?

Она вдруг схватила заколку-силенсу и прицепила себе на ворот.

— Только это мне всё равно не нужно, но если вам уютнее станет, то буду носить.

Я улыбнулся и взял пасьону, подбросил на ладони и подмигнул девушке.

— Ты молодец. А у нас говорят, что настоящие герои всегда идут в обход. Тётя Урсула, правь бычка к Ганивиллю…

* * *

…Ливень усилился, пряча от взгляда всё, что дальше десяти шагов. Ветер шатал стену воды то вправо, то влево, а молнии сверкали часто-часто, убегая от настырного грома, и словно хотели спрятаться от него под пологом сплошной серости.

А на мокрой дороге остановились две колесницы с белыми беговыми бычками. На них стояли закутанные в серые плащи фигуры с надвинутыми на лица глубокими капюшонами.

— Проклятый дождь, — пробурчала одна и закашлялась. — Все следы размыл.

— Тебе это мешает? — низким, почти старушечьим голосом ответила другая.

— Не очень. Они все едино будут двигаться кратчайшим путём. К вечеру нагоним.

— Бездна им в помощь, — ухмыльнулась старуха, а потом продолжила. — Я думаю, надо будет потом избавиться от исполнителей.

— Сама знаю, — огрызнулась простывавшая. — А что с халумари делать? Его же нельзя убивать.

— Что хочешь, но он не должен дойти до Таркоса. Присутствие полупризраков подле баронессы сейчас совершенно лишнее, — проскрипела старуха.

— Хорошо. Опою маком и брошу в какой-нибудь подворотне, — снова закашлявшись, ответила простывшая. — Но с ним сучка из магистрата.

— Ты испугалась торговки? Посыпь дорожку медью, на монеты больше отребья слетится. Тебе его жалко, что ли?