Читать книгу - "Война братьев - Джефф Грабб"

Как только Мишра понял, что Токасия погибла, он со всех ног бросился прочь. Сначала он не понимал, куда бежит, но вскоре осознал, что направляется на север, в пещеры Койлоса. Ноги сами собой отыскивали дорогу в пустыне вдоль длинной горной гряды, по собственной воле вели его к затерянному каньону. Беглец даже нашел воду — ее источником послужили мясистые листья неведомых низкорослых растений, в изобилии украшавших границы пустыни. Тем не менее, когда его поймали разведчики сувварди, он был тощ и изможден.

Сначала Мишра решил, что это спасители, друзья, фалладжийские землекопы, которых послали за ним Ахмаль или Хаджар. Но наткнувшиеся на него всадники оказались куда сильнее землекопов, это были крепкие, безжалостные люди с обветренными лицами. На головах они носили знаменитые на всю пустыню суввардийские шлемы — бронзовые уборы с невысокой тульей и широкими полями, по краям которых были начертаны письмена — клятвы в бесстрашии перед лицом врага. И всякий обнаруженный ими чужак был тем самым врагом.

Воины забрали пленника к себе в лагерь, но лишь потому, что тот располагался неподалеку. Других несчастных не только обирали до нитки, но и убивали, так что Мишре повезло — ему сохранили жизнь, отобрав только сияющий камень. Сувварди, впрочем, не понимали, что это такое, приняв камень просто за привлекательную безделушку, У Мишры хватило сил, чтобы вскрикнуть, когда разведчики сорвали с его шеи драгоценный мешочек с силовым кристаллом, но в ответ он получил удар локтем в лицо — молчи и повинуйся.

Мишру заставили работать вместе с другими рабами. В основном это были фалладжи из других племен, захваченные в плен с целью получить выкуп или заставить вождей пойти на нужные сувварди уступки. С этими обращались более или менее сносно. Были и несколько чужестранцев — караванщики, которые не заплатили причитавшиеся за проход через земли сувварди пошлины. Этих держали за скотину, которую не жалко заморить голодом или забить до смерти. Из семи чужестранцев-рабов, в палатку к которым Мишру швырнули три месяца назад, не выжил ни один. Время от времени у Мишры появлялись новые товарищи по несчастью, но и они прожили недолго.

Некоторое время назад последний из них испустил дух, и с тех пор Мишра остался в палатке один. Вероятно, сувварди надоело брать чужестранцев в плен.

А Мишра выполнял свою рабскую работу. Строил. Копал. Таскал тяжести. Не задавал вопросов — какой-то чужестранец осмелился о чем-то спросить надсмотрщика, и тот выбил ему кайлом все зубы. Младший брат ел, что давали, зная, что даже собакам кадира достаются куски получше, и спал, когда позволяли хозяева.

Во сне ему являлась тьма. Тьма и осколок кристалла. Утраченный зеленый камень пел ему песни. Мишра хотел было отправиться на поиски пропажи, но понял, что слишком изможден — собственное тело стало для него тюрьмой.

Днем, возводя стену из булыжников, копая новую выгребную яму или могилу, младший брат вспоминал свои сны Сегодня он копал канаву. Изредка его заступ ударялся о куски старого металла — металла эпохи транов, но он кидал их в ту же кучу, что и камни, и прочий мусор.

Он копал, размышляя, и поэтому не расслышал, как кто-то позвал его по имени, сначала один раз, потом другой. И только когда говоривший взял его за плечо, коренастый юноша пришел в себя. Инстинктивно он дернулся и закрылся рукой, чтобы было не так больно. В лагере сувварди всякое прикосновение к чужестранцу предвещало побои.

— Господин Мишра, тебя ли я вижу! — воскликнул Хаджар.

Мишра посмотрел на обратившегося к нему человека и узнал молодого землекопа из лагеря Токасии, который сопровождал его в ту ночь. В ту самую ночь, когда все рухнуло. Но теперь на голове у Хаджара был суввардийский шлем, а за спиной висела пара мечей. И он улыбался.

— С тобой все в порядке? — спросил Хаджар на фалладжи.

Мишра подождал мгновение, затем кивнул. Последние несколько месяцев он ни разу не открывал рта — хозяева-сувварди только отдавали приказы и не ожидали, что он будет им отвечать.

Справа от Мишры возникла тень. Это был надсмотрщик. С каждой неделей у него оставалось все меньше рабов, поэтому за оставшимися он следил особенно строго.

— Нечего с ним разговаривать, — резко сказал человек с кнутом.

Хаджар рассмеялся, и младший брат заметил, что бывший землекоп выше своего собеседника ростом.

— Ты знаешь, кто тебе копает ямы?

Мишра хотел было сказать, что ему очень нравится копать ямы и Хаджар не должен лишать его этого удовольствия, но слова застряли у аргивянина в горле.

— Это великий ученый, — продолжал Хаджар. — Ему известно многое, о чем не ведают другие. Он открыл тайны Древних. А ты заставляешь его копать канавы! — Хаджар снова засмеялся.

— Ученый! — Надсмотрщик сплюнул в пыль. — Теперь понятно, почему он так плохо работает. А тебе нечего здесь делать, уходи.

Хаджар покачал головой:

— Это ему нечего здесь делать!

— Ты прав, черт побери! — взорвался надсмотрщик. — Ему давно пора отправиться на тот свет, я думал, он сдохнет еще несколько месяцев назад! Он чужестранец и раб. Сейчас он работает на меня, надсмотрщика Маурика. Хочешь, чтобы он работал на тебя, — милости просим, отправляйся к кадиру!

Хаджар выдержал паузу и сказал:

— Я так и сделаю. А ты, будь так добр, позаботься, чтобы он был жив, когда я вернусь. — И бывший землекоп с высоко поднятой головой пошел прочь.

Мишра снова взялся за кирку и весь день рыл канаву изо всех сил, но надсмотрщик все равно оставался недоволен. То и дело резкий удар в бок кнутовищем напоминал аргивянину, что иметь разговорчивых друзей опасно. От ударов Мишра стонал, но сжимал зубы и продолжал копать.

В конце дня сувварди собирались на общий обед. Первым ел кадир, за ним — воины, затем — женщины и дети, после них — собаки кадира и, наконец, рабы. При этом рабов-фалладжи кормили первыми, а чужестранцев — вторыми, потому что рабы-фалладжи были нужны сувварди живыми.

Когда за ним пришли, Мишра жевал кусок несвежего, покрытого плесенью хлеба. От этого занятия его оторвали люди, подчиняющиеся напрямую кадиру: в широких шлемах, с изысканными золотыми ожерельями на шеях. Юноша понял, что это почетный караул самого вождя, и решил, что кадир сувварди весьма богат, раз может позволить себе так одевать своих воинов.

Один из стражей бросил пару слов Маурику, надсмотрщику, и тот, еще миг назад грозный и гордый, отправился к себе в палатку, недовольно ворча. Затем стражи схватили Мишру и потащили его в шатер кадира — огромную постройку, покрытую снаружи какой-то желтой тканью и освещенную изнутри. Перед входом солдаты ненадолго остановились, чтобы снять с ног Мишры путы. А затем втолкнули его внутрь.

Шатер был затянут дымкой. Вдоль стен горели жаровни, и Мишра чувствовал исходящие от них запахи сандала, пустынного кедра и каких-то неизвестных ему благовоний. У Мишры навернулись на глаза слезы. Запах был тяжелый, но без него в шатре было бы совсем невыносимо — так ужасно воняли сами сувварди.