Читать книгу - "Римский орел - Александр Мазин"

Оказалось, Черепанов недооценивал Плавта. Оказалось, что кентурион первой кентурии – не совсем кентурион, то бишь офицер уровня командира роты. Кентурион первой кентурии одновременно являлся старшим кентурионом всей когорты. А кентурий в когорте было шесть. Итого – шестьсот бойцов. А должность первого кентуриона первой когорты, примипила, была еще серьезнее, поскольку он был четвертым по статусу (после командующего-легата, старшего из трибунов и префекта лагеря) офицером в легионе. Более того, старина Плавт оказался не пехотным командиром, а кавалеристом. Потому что первая когорта Фракийского легиона, как выяснилось, была когортой катафрактариев-клибанариев, тяжелой кавалерией то бишь. Это, впрочем, было не стандартом, а новацией, внесенной лично командиром легиона Максимином, еще в парфянской кампании сформировавшим ее из лучших наездников, набранных в основных (не вспомогательных) подразделениях. Так что тайны римской тактики, которые Гонорий излагал вандалу, малость устарели. И нынче «шахматным» строем пользовались весьма ограниченно, воевали не манипулами, а сплошным строем. А кавалерию, напротив, очень даже уважали. Так что все, что «сгружал» вандалу хитрый кентурион, преследовало две цели: запугать варвара силой Рима и убедить в готовности пленников сотрудничать. А уж в стратегии и тактике Плавт, чье воинское звание соответствовало, как минимум, подполковнику, разбирался несомненно. Геннадий сделал в памяти отметку: расспросить об этом подробнее. В более подходящее время. В общем, подполковник ВВС Черепанов (который в случае успешного завершения полета мог стать полковником, а там и генералом) и первый кентурион-примипил Первого Фракийского легиона Гонорий Плавт Аптус были практически в одинаковых чинах. На равных. Пока они странствовали по варварским лесам. Но теперь ситуация изменилась, поскольку Гонорий снова стал реальным командиром, чином повыше, чем субпрефект Гельвеций, командовавший «морпехами» триремы «Гордость Клавдия», а вот Черепанов так и остался пришельцем без роду и племени. Но Гонорий Плавт, оказавшись на своей территории, где уже не требовалась помощь напарника, не забыл о нем. И ничуть не переменился к своему другу.

– Слушай, Череп, а ведь если тебе выкрасить волосы в черный цвет и подправить латынь – ты будешь вылитый Аптус! – заявил Гельвеций, когда вечером того же дня они вчетвером: Плавт, субпрефект, Черепанов и долговязый капитан триремы по прозвищу Гастий – попивали подогретое вино на квадратной крыше рубки, расположенной на корме триремы. Внизу, в метре от локтя Черепанова, маячила макушка рулевого. У триремы почему-то не было нормального руля. Управлялась она длинным веслом, закрепленным у левого борта.

– Ерунда! – заявил Плавт. – Во-первых, моя грудь волосатее, а следовательно, я буду богат! Это раз. Во-вторых, мой живот тоже волосат, что говорит о моем здоровье и долголетии, а у Черепа живот гладкий, как попка африканки. В-третьих, моя спина тоже волосата, что говорит о том…

–…что ты родич африканской обезьяны! – перебил Гастий.

Плавт расхохотался. Он был в отличном настроении, поскольку недавно выиграл у капитана десять динариев в игру, очень похожую на шашки.

А кроме того, выиграл у субпрефекта Гельвеция «желание». И потребовал, чтобы трирема зашла в то готское селение, где их держали в плену.

Гельвеций вынужден был согласиться. Но с условием, чтобы Плавт не затевал драки. Дескать, он, Гельвеций, имеет строгое указание префекта флотилии: с федератами не ссориться.

– Никаких драк я затевать не буду! – обещал Гонорий. – Только возьму свое. – Тут он подмигнул Черепанову, и тот моментально заподозрил, что когда его друг начнет «брать свое», драка возникнет наверняка.

Нет, все-таки Гонорий Плавт не так прост, как хочет казаться.

– Может, я и похож на обезьяну – волосатостью! – изрек кентурион. – Но у тебя, Гельвеций, в точности обезьяньи мозги. Поскольку не видишь главной разницы между мной и моим другом Черепом! – Плавт поднял палец. – Разницы, которую никакой краской не исправишь!

– Ты имеешь в виду кривые ноги? – осведомился субпрефект.

– Нет! Я имею в виду мой маленький… Ха! Что я говорю! Мой большой приап! Который не имеет себе равных! Скажи, Череп, разве я не превосхожу тебя в темпераменте минимум втрое?

Геннадий улыбнулся.

– Зато любой осел втрое превосходит тебя! – заявил Гельвеций. – А приап у него намного больше!

– Не оскорбляй моего бога! – возмутился Плавт. – Не то он превратит тебя в осла, как того парня в истории африканца Апулея, а потом тебя продадут ливанцу, который отрежет тебе яйца и заставит возить гнилую морковку на рынок куда-нибудь в Кесарию. Чтобы повитуха нашего славного императора Александра[42]отравилась ею, если, конечно, старина Орк уже не прибрал ее к себе.

– Хорошо бы он прибрал и нашего императора, – пробурчал Гельвеций, понизив голос. – Слыхал? Он опять одарил золотом поганых германцев, вместо того чтобы отдать его нам, своим солдатам. Клянусь Юпитером, уже давно пора обойтись с ним так, как его мамаша обошлась с развратником Гелиогабалом[43].

– Ну, Александр хоть не подставляет задницу собственным гвардейцам, – проворчал Плавт. – И не тащит в Рим поганых эмесских идолов. Хотя я бы многое отдал, чтобы поглядеть, как плывет по Тибру труп его мамаши[44]. Я мог сдохнуть под ножами варваров из-за его поганой политики. И сдох бы, не встреть Черепа. Череп! – Он повернулся к Геннадию. – Пью за тебя!

– А я – за тебя! – отозвался Черепанов. – Потому что это ты вытащил меня оттуда! И за славного Гельвеция, который вытащил нас обоих!

– Это точно! – крякнул Плавт. – Виват!

– Виват! – провозгласили субпрефект и Гастий, опустошая кубки.