Читать книгу - "Герои Зоны. Мы - мутанты - Александр Шакилов"

Поэтому, не теряя больше драгоценного времени, – каждая секунда могла стать последней для моего помутненного прибором сознания – я вскинул «калаш» и жахнул очередью.

Пулями «мягкую игрушку» буквально порвало в клочья, и ошметки швырнуло в стороны с такой силой, будто внутри прибора детонировал заряд с незначительным, но ощутимым тротиловым эквивалентом. Причем ощутимым настолько, что меня будто бы толкнуло в грудь и оторвало мои стопы от земли, а затем уронило на горизонталь в паре метров от того места, где только что стоял. Остальные тоже не удержались на ногах.

Не разлеживаясь, я тут же вскочил и брезгливо сбросил с себя с десяток «лоскутов», которые, цепляясь за снарягу и одежду, извивались на мне, точно черви. Я тщательно втоптал их в землю. Орфей с Турком и Панк без указаний на то последовали моему примеру.

Лишь только после того, как мы избавились от последних доказательств недавнего существования прибора, прозвучал вопрос бородача:

– Что это было, Край?

Я нехотя ответил:

– Прибор.

Не люблю кликать лихо, пока оно тихо, и упоминать всуе. И да, если хотите, считайте меня суеверным…

– Что-что? – Орфея, похоже, контузило или же серные пробки забили ему слуховые отверстия.

Пришлось сообщить подробности:

– Мы попали под воздействие прибора. Из-за него мы так странно себя вели. Воодушевление, отличное настроение, море по колено… У вас ведь были такие же симптомы, верно?

Дружно кивнули. Неуверенно, но дружно. Мы ж теперь одна команда, вместе весело шагать… м-да… От недавней эйфории не осталось и следа. Наоборот – накатила апатия. Стало муторно внутри, а снаружи – серо и неприглядно. Захотелось сесть, и сидеть так, не шевелясь, пока не сдохну. А лучше шлепнуться на пятую точку, приставить к виску ствол и…

– Сильный он очень, прибор этот, – Панк про-явил солидарность моим суицидальным настроениям. – И опасный. После него жить не хочется.

– Это ты еще опасных не видел! – разозлился на него я. – Скажи спасибо, что мы не влетели в зону поражения «казановы»!

Он отшатнулся, почувствовав мой агрессивный настрой.

Я же продолжил напирать:

– Под «казановой» такие чудеса начались бы, что я просто отказываюсь об этом говорить и даже думать!

Я лукавил, потому как не мог не думать о том, что случилось бы, обнаружься у нас на пути подобие противопехотной мины, не окрашенное в хаки и без взрывчатого вещества внутри, да еще и похожее на стилизованное сердечко – прям хоть сейчас празднуй день святого Валентина. Как сейчас почувствовал пережитое как-то на Полигоне: сердце молотит, дыхание тяжелое, скверное, и будто тычут между лопаток оголенным проводом под напряжением. И при этом охватывает меня такая животная страсть, что теряю дар речи и все человеческое…

Взглянув на Орфея, я содрогнулся. Потому что отчетливо представил, как он срывает с себя одежду и отбрасывает оружие – а именно так он поступил бы под воздействием «казановы» – и проявляет ко мне или же к Панку с Турком половые чувства. И мы тоже…

Бр-р! Ладно еще мы с женой покуролесили из-за сволочного прибора, но групповуху с тремя мужиками я не пережил бы!

– Слушай, Край, может, привал? Сколько уже идем. Пожрать бы, – предложил «капитан» Турок, которому по рангу положено сопеть в две дырочки респиратора и молчать в тряпочку своих погон.

– Нам нужно добраться до леса, – отрезал я, – а то придется ночевать на этом болотистом лугу.

– Бо кранты нам всем, – кивнул Турок и подмигнул мне. Глазки, значит, мне глазки строит, да? А ведь это забавно, учитывая, что глаза щекастого защищены тактическими очками. – Я-то, Край, уяснил, я-то понятливый. Но лучше бы с крантами разобраться наконец и навсегда. Ну да нам все ж не впервой, выдюжим.

– А вам, Максим, не кажется, что мы слишком долго идем к лесу, который находится от нас на расстоянии всего-то… ничего? – присоединился к беседе Панк. – И все никак не темнеет.

Небось утомился тащить на себе баллоны с БОВ «Гремлин», какими бы легкими они ни были, вот и хочет пересидеть, расслабить ножки? Правда, это не отменяло того, что таки казалось. И что Панк был прав.

Мы шли уже больше часа, а не приблизились к лесу ни на шаг. И вечерний полумрак все таким же оставался, не спеша обратиться ночной мглой. Казалось, оранжевый полукруг солнца вечно будет выступать над горизонтом. Глаза наши уже приспособились к такому освещению, я уже без труда различал кочки у себя под ногами, следы медведя вон высмотрел…

И тут солнце вдруг резко ухнуло в никуда. Сглазил Панк!

И наступила… не ночь, нет.

Это нельзя было назвать ночью. Потому в этом времени местных суток не было ни луны, ни звезд, не было вообще намека на какое-либо освещение свыше. Да что там небеса с их сияньем! Тут, на Земле, не было больше самой жизни! Мы точно перестали существовать, как и все вокруг нас!

Мало того, что я ни фикуса не видел, – то есть вообще ни хрена, будто мне разом вырвали глаза и выжгли глазные нервы, – так я еще оглох. Не слышал даже собственного дыхания. Хотел закричать, позвать на помощь, но не смог!

И это было страшно, отупляюще страшно, страшно до боли, страшно, страшно, страшно!..

А потом вспышка, от глобальности которой меня распирало и рвало на части, чтобы было из чего заново сложить, будто детский конструктор, попутно доводя до безумия и возвращая в трезвую память, а затем вновь разрывая в лоскуты, и опять возвращая к жизни, и так цикл за циклом, и в обратную сторону…

Не знаю, как по ту сторону Стены, а тут у нас погибла и родилась вселенная.

Всего-то.

И возникла Земля, и на ее поверхности образовался нарыв Полигона, возомнивший себя центром мироздания, отвергающий законы природы. А уж следом на поверхности «центра» воскресли, обрели себя мы, четверо жалких людишек, проникших туда, где быть нельзя и невозможно, где не только человеку, но и всякой земной твари быть противоестественно.

– Край, а что случилось вообще? – прошептал Орфей.

– А разве непонятно? – глубокомысленно ответил я и тут же пояснил ответ: – А хрен его знает. Надеюсь, этого больше не повторится, пока мы на Полигоне. Чертовщина какая-то. Перезагрузка Матрицы, блин…

Миг небытия – вечность? – отменил ночь, и враз наступило утро. Заодно оказалось, что мы миновали луг-болото, каким-то чудесным образом перенеслись через него, и теперь замерли на краю леса. Сосны здесь были все кривые, будто их кто-то пнул, они поддались, выгнулись буквой «С» у самого основания, да так и остались, в нормальное свое состояние не вернулись. И были они все какие-то серые, кора с них тут и там облезла, на ветках жалко топорщились отдельные желтые иголки вперемешку с еще зелеными. Я прислушался: ничего – ни стука дятла, ни шелеста ветерка в редких островках пожухлой травы. А еще пахло тут вовсе не хвоей, а рябиновым цветом. Точно так же несет от трупа, который пролежал на жаре пару недель.