Читать книгу - "Ржавый меч царя Гороха - Андрей Белянин"

— Никак нет, — наконец соизволил ответить Митька. — А тока очень уж хотелось выходной на сегодня выпросить. К маменьке на деревню съездить бы, крышу ей подправить, течёт ведь, поди…

— Мягко говоря, не вовремя. Да и с чего бы? У нас у самих дел выше маминой крыши, следствие буксует, меч не найден, царевна сбежала — какой выходной, что за детский сад?

— И впрямь, чего тебя черти надирают? — удивилась моя домохозяйка, привстала и засмотрелась в окно. — Вроде люди какие-то пришли. Глянь, Никитушка?

— Митя, — обернулся я, — уж извини, с выходными придётся повременить. Выйди посмотри, что это там за шум у ворот?

— Сию минуту, Никита Иванович, — мгновенно умёлся Митька. — Не извольте беспокоиться, сей момент, всё выясню да вам в лучшем виде и обскажу.

Я прихлебнул ещё пару глотков горячего чая, когда бабка вернулась от печки с большой тарелкой горячих плюшек.

— И чегой-то у наших ворот народ лукошинский бузотёрит? Никак прямо перед отделением милиции драку учинить задумали, хулиганы…

— Видимо, борзометр зашкаливает, — хватая первую сдобную плюшку, подтвердил я. — Но туда же Митя пошёл, сейчас вернётся, расскажет…

— Да откуль ему знать-то? — искренне удивилась Яга. — Он ить вона на задний двор рванул да через забор лыжи вострит.

— Не понял?!

— Батюшка сыскной воевода, — в горницу заглянули двое встревоженных стрельцов, — там за воротами шибко народ бунтует! Говорит, дескать, не дадим зазря девок в поруб сажать, а хоть бы и рыжих!

— Опять не понял, — уже абсолютно беспомощно развёл руками я, умоляюще глядя на бабку.

— Дык энто сотрудник ваш младший вчерась кого-то просил девку рыжую поискать. Ну навродь как преступницу. Вот поутру ужо изловили добры люди шестерых и к нам в отделение приволокли, награды требуют. А тут следом их родня понабежала…

— Чья?! — окончательно запутался я, потому что мозг категорически отказывался признавать этот бред за реальность. Потому что, потому что…

— Митька-а-а-а-а!!!

— Митеньку вечером расстреляем, — поспешно успокоила меня моя домохозяйка, обеими руками выпихивая бородатых стрельцов в сени. — Пойду-кось я с людьми побеседую, горячие головы успокою. А ты не вылазь, соколик, не ровён час, испугается народ, ломанется толпой от ворот, ещё потопчут кого…

Баба-яга решительно поправила платочек, а я осторожно распахнул форточку, прислушиваясь…

— А вот я те говорю, виновна! Раз рыжая, значитца, не зря за неё вознаграждение милицейское предлагается. Стало быть, сладилась где, может, конокрадство, а может, в картишки купцов обувала — да мало ли, а?

— Окстись, ирод, ей же от роду шесть лет! Не держите меня, люди, щас я ему энто вознаграждение поперёк хари небритой коромыслом пропишу!

По гроб жизни будет гжельским чайником ходить — сам белый, а синяки голубые!

— Остынь, тётка! Не у одной тебя горе. Пропусти, ибо тоже вопрос имею! А вот ежели я сам как отец свою дочь в милицию привёл, мне за то какая награда будет? Ну и чё, что она не рыжая? А может, она у меня крашеная? Может, она в душе рыжая? Может, мне на выпивку не хватает, а коли вознаграждение тока за рыжий цвет положено, как-то не по-христиански будет, братцы?!

— Вот ты где, гад? Вот ты где, кровопийца! Аспид сушёный! Козёл безрогий! Тебе кто позволил родную дочь в отделение волочить?! А ты, Манька, чего стоишь?

— А чё-о-о?

— Давно б дала батьке по шеям да домой отнесла, дылда здоровая!

— А чё, можно-о-о? Ну тады крестись, ба-тя-а-а…

— Эй, милиция?! А вот ежели у меня соседи по улице все рыжие, не тока девки. Да ещё и конопатые. Все, все, окромя деда. Не, тот тоже рыжий был, земля ему пухом, но пал от садового инструменту…

— Анька, марш домой! Домой, я те говорю! Нет, тебе нельзя в отделение, ещё тока там ты стрельцам глазки не строила?! Дома скотина не кормлена, полы не метены, дети по лавкам с внуками скачут, а у ей шалости одни в голове, корова ты рыжая, семидесятилетняя…

Потом грозный рык Еремеева призвал всех к порядку, и народец примолк. Баба-яга, бегло оглядев всех подходящих по возрасту девушек, дала отбой. Как я понимаю, царевны Марьяны среди них не было. Да и кто бы поверил, что была! Уверен, шустрая сестричка нашего Гороха ещё вчера успешно сделала ноги из города и сейчас скрывается где-нибудь в тайном убежище. Предположительно в том самом женском монастыре, о котором говорила бабка…

Постепенно шум стих, люди, ворча и переругиваясь, расходились по домам. Не выходной всё-таки, у каждого свои дела, постоянная работа, весь день топтаться у ворот отделения мало кому время позволяет. И у меня, кстати, тоже серьёзные планы на день, а вечером так вообще ещё и показательный расстрел младшего сотрудника. Да-да, Яга мне сама обещала, а она слово держит…

— Всё, Никитушка, собирайся! — В горницу заглянула раскрасневшаяся бабка. — Поедем с тобой в энтот святой монастырь.

— А… город на кого оставим?

— Да ничего с твоим городом не случится. Стояло же Лукошкино до тебя, небось и сейчас под землю не провалится. А ежели что весомое, так Еремеев со стрельцами на посту.

— Хорошо. Я готов. Только возьму планшетку и блокнот.

— Ты, милай, не спеши, — чуть осадила моё рвение наша эксперт-криминалистка. — Поедешь в телеге под сеном, Митенька запрягает уже.

— Так он тут?

— А куда ж он денется, — недобро усмехнулась глава экспертного отдела. — За все грехи отвечать надобно. На сей раз он в конюшне отсиделся, но теперича, как народ рассосался, пущай за дело берётся. Да и кому кобылой-то править, не я ж, старая, за вожжи возьмусь?

Однако на деле Митя категорически отказался прямо сейчас ехать через весь город, нарываясь на разборки с горячими родственниками всех рыжух Лукошкина. Пришлось разрешить ему остаться на секретном задании, контролируя трёх женихов беглой царевны. Ну то есть позволил ему переодеться, изменить внешность и пройтись по кабакам, держа граждан Бельдым-бека, Coco и фон Паулюсуса под тихим и негласным наблюдением. Причём денег на выпивку не дал, пусть это будет ему уроком…

А из ворот отделения нас вывез Фома Еремеев. Стрелецкий сотник привычно завалил меня сеном, взялся за вожжи, причмокнул губами, и рыжая кобыла тряско пошла вперёд. Я даже думал, что успею с полчасика подремать, закрыл глаза и расслабился, но…

— Стопорись-ка, стрелец-молодец, — разбивая мои мечты, задержала телегу бабка. — Чей-то там такое громкое со стороны Базарной площади доносится?

— Вроде как дьяк кричит, — спокойно пожал плечами Фома Еремеев, но натянул поводья.

Наша кобыла встала, я осторожно разгрёб сено, максимально напрягая слух, хотя в последнем нужды не было: дребезжащий от нездорового энтузиазма голос гражданина Груздева, подобно церковному набату, разносился на целые кварталы.