Читать книгу - "Алгоритм судьбы - Валерий Большаков"

Лесополоса наличествовала. Миновав её, Михаил выбрался на узкую асфальтированную дорогу, за которой поднимался крутой вал свалки. С неё ощутимо несло, а по краю мусорной осыпи шкандыбал мужичок в джинсах и куртке на голое тело.

– Это не вы – Петрович? – окликнул его Бирский.

Мужичонка струхнул сперва, но убегать не стал. Выпрямился и ответил с достоинством:

– Ну, я…

– А мы от Васи! – объяснил Гоцкало.

– А-а! – потеплел мужичок. – Тогда ладно.

Он спустился и протянул руку:

– Петрович.

Михаил глянул на протянутую руку – вроде чистая – и пожал её. Сергей тоже поручкался.

– Беда или как? – поинтересовался Петрович.

– Беда… – вздохнул Бирский. – ЭрВэ одолевает!

– У-у… Серьезные люди. Пошлите!

Он уверенно повёл своих новых друзей по тропинке, проложенной с краю вала. Отсюда было хорошо видно всё пованивавшее пространство, колоссальный «культурный слой», находка для будущих археологов. Впрочем, вряд ли им что перепадёт – зелёный самоходный комплекс-рециклер вдалеке вгрызался в свалку, как экскаватор в забой.

– Чёртова бандура! – жаловался бомж, кивая на комплекс. – И какая тут может быть уверенность в будущем? Хренов рецикл… Сейчас он хоть стоит, тихо. Четверг же сегодня? Ну вот! Сюда техники каждый божий день приезжают, тестируют эту самоходку, а по четвергам профилактику делают. Хоть бы эта дура железная на мину наехала…

Бирский кивал только в унисон переживаниям Петровича и глядел под ноги. И что только не давили его подошвы… Сплющенные пластмассовые ящики, строительный мусор, рваньё какое-то, обрывки газет, увядшие огрызки яблок, ореховую скорлупу, помятые корпуса мониторов, битый кирпич, крошеное стекло…

– Добро пожаловать! – сказал Петрович и спустился в воронку. Осыпь из золы была хорошо утрамбована, а из противоположного склона выпирала кубатура с дверью.

– Вот здесь я и живу, – сказал бомж, отворяя дверь. – Тут кузов лежал, я его поднастроил, перекрыл поверху… Печку поставил, то-сё… Заходите!

Внутри было темно, но хозяин включил свет. Жёлтая лампочка осветила пару диванов, книжный шкаф, телевизор на тумбе. Посерёдке стояла буржуйка, обложенная кирпичами.

– У вас и свет есть! – удивился Гоцкало.

– А то! – гордо сказал Петрович. – Что ж мы, уже не люди? От аккумуляторов запитал, на неделю хватает… По телику я только новости смотрю, а читать лучше на свежем воздухе…

Михаил плюхнулся на диван и сказал, отпыхиваясь:

– Ну, насчет свежести я бы ещё поспорил…

– Проспорили бы! – жизнерадостно сказал отверженный. – Это летом вонь, а зимой тут благодать! Тишина такая… Аж звенит! И воздух живой, морозный…

– А не мёрзнете? – поинтересовался Сергей.

– Ха! А это как летом поработаешь, как дровами запасёшься. Вон, сосед был у меня, Санька. Поленился, дурак, деревяшек насобирать, напился один раз и замёрз! Да и гниль же со всех сторон – разлагается, греет стены…

– А не страшно тут жить? – спросил Бирский.

– Не-е… – зажмурился Петрович. – Здеся спокойно… Вон, куда вы прибежали? К Петровичу! Какой дурак на помойку сунется? А мы к ней привычные, живём с неё, родимой, одевает она нас и обувает, кормит и поит! Вона, джинсики эти – хороши?

– Нормальная джинса… – сказал Гоцкало.

– Во! В ста метрах отсюда нашёл. У них, глянь сюды, лейбл вверх ногами пришит. И всё! На помойку. И телик этот целый совсем, просто немодный, стереоскопическую программу не принимает. А на черта она мне? – Бомж сощурился. – Я смотрю, вы подумали, будто я с этой помойки питаюсь? Жру отбросы, и всё такое?

– Да что вы! – воспротивился Михаил.

А Петрович погрустнел.

– Погано иногда делается… – вздохнул он. – У меня ж два высших образования за душой, и всё у меня было как у людей – и квартира, и машина, и туры по Европам… И вот финиш, да?

– А почему вы не вернётесь… – начал Бирский.

– …в Большой Мир? – улыбнулся бомж. – А на хрен он мне сдался? Приходили тут уже, вели разговоры – вот, дескать, и на работу вас устроим, и жильё какое-никакое сообразим… Ну и что это будет? Отработаю я смену, приду домой, опрокину стаканчик и на боковую? Так все эти радости у меня и сейчас есть! Мы ж тут работаем – банки собираем, склянки, шмотьё всякое… И сдаём. А старший нам деньгу отстёгивает… Только здесь я свободнее, чем в городе. У меня есть всё, что нужно для жизни – дом, еда, одежда. Кто-то гонится за удачей, ну и пусть его. Назовёт такой меня бичарой-неудачником, а я усмехнусь только – жизни ведь нам отмерено поровну, что ему, успешному, что мне, бичаре! Вот только я живу, проживаю каждый день отпущенного мне срока, а тот всё только готовится жить! Вот, думает, дом куплю, бизнесом обзаведусь, карьеру сделаю, и вот тогда… А тогда – гроб с музыкой! Ну ладно, разговорился я что-то… Отдыхайте, я пока свой обход сделаю, гляну, что там сегодня повыбрасывали…

Бомж ушел, и Бирский, привыкая к тишине и ароматам, расслабился. Гоцкало открыл парочку термоконсервов, и они поели. Баночка кваса на двоих завершила трапезу.

Внезапный грохот пинаемой двери разрушил тишину, возвращая к грубой и некрасивой реальности. В комнату ворвался Петрович, бледный, с красной полосой через всё лицо.

– ЭрВэ! – выдохнул он. – Васька, гад, сдал, наверное. Бегите!

Михаил подхватил термос с гель-кристаллами, Сергей – рюкзак, и они выскочили наружу.

– На западную сторону бегите! – надрывался бомж. – Туда!

Вдруг его тело выгнуло, три или четыре пули продырявили спину Петровича насквозь и выбили из груди фонтанчики крови. Бирский на секунду задержался, чтобы досмотреть смерть человека, и рванул, куда тот указывал при жизни.

С гребня вала стали видны многочисленные фигуры в шлемах и комбезах, взбегавшие на верх свалки.