Читать книгу - "Мертвое царство - Анастасия Андрианова"

Алдар протянул мне кубок, и я, не поднимаясь на ноги, принял его.

– Что это значит?

К моему удивлению, Алдар сел напротив меня, точно так же скрестив ноги. Быть может, сам того не зная, я почтил какую-то древнюю степняцкую традицию.

– Это значит, что наш уговор видит небо. Мы выпьем кислого кобыльего молока с соком фейдера и станем почти что братьями. Ты готов к этому, сиротский князь?

– Моё имя – Лерис Гарх, Алдар, – напомнил я, решив, что уже могу не бояться показаться нахальным – трудно было представить, что тхен посчитает меня ещё менее учтивым, чем уже считал. И тем не менее я умудрился заслужить хотя бы тень его доверия.

Алдар приподнял кубок, приглашая меня сделать то же самое, и повторил, не меняя тона:

– Ты готов к этому, Лерис Гарх?

Я смотрел в его скуластое лицо с аккуратными усами. Тёмные глаза горели решимостью, хитростью и каким-то неуловимым коварством, но и сам я, конечно, выглядел не более достойным доверия. Мы не были похожи друг на друга так, как не похожи замшелый камень и берёза. Оба ждали друг от друга подлости, но вели переговоры так открыто, как только могли: безоружные, беззащитные, без свидетелей, один на один.

От кубка несло кислятиной и какой-то сладкой травой. Я слышал о фейдере – траве с ароматными белыми цветами, собранными в гроздья. Если её поджечь, валит сладковатый жёлтый дым, которым хорошо окуривать цветущие сады во время весенних морозных ночей, наполненных соловьиными песнями. Я слышал, что в Царстве из фейдера готовили какое-то хитрое курево, дурманящее сильнее табака, а степняки, видимо, добавляли его в напитки. Нам же хватало хмеля и солода для пенного, пшеницы для браги и табака, что привозили корабли из Мостков. Говаривали, будто от дыма фейдера мозг становится вялым и мягким, словно каша, а мысли начинают плясать с одного на другое. Я не боялся, что потеряю способность мыслить, испив с тхеном кислого молока один-единственный раз, поэтому вскинул свой кубок навстречу, ударив одним узорчатым бочком о другой. Алдар улыбнулся – по-настоящему улыбнулся – и произнёс:

– За союз и братство.

– За союз и братство, – повторил я и глотнул.

Чуть тёплое, свернувшееся комками молоко скользнуло по горлу. Фейдер придал ему странный вкус, и в целом этот напиток показался мне далеко не самым вкусным из того, что я пил за свою жизнь. Я вытер рот рукавом и отставил кубок. Тхен не сводил с меня глаз.

– Думал, ты откажешься.

– Почему же? Я сам предложил договориться.

– Насчёт молока. Лесные люди не могут такого пить, вам подавай только дурманного да горячего, медовухи, например.

– Ты меня недооценивал, – сказал я и криво ухмыльнулся.

Алдар задумчиво закивал, снова поглаживая усы.

– Ты занятный человек, и ты меня удивляешь, сирот… Лерис Гарх.

Мне понравилось, как он запнулся, но всё же решил назвать меня истинным именем.

– Так пускай же я удивлю тебя ещё не раз, – произнёс я, снова поднял кубок и в порыве какого-то юношеского бахвальства допил молоко до капли. Тхен долго смеялся, почти до слёз, и всё качал головой.

* * *

Падальщица

В тот день я так и не увидела ни одного мёртвого, поэтому в кабак вошла с мнимой непринуждённостью, не пройдя очищения. Пусть маску я не надевала, но всё же ко мне разом повернулись лица всех присутствующих. Какой-то выпивший юнец успел даже присвистнуть, но я, опустив голову, прошагала в самый тёмный угол и окликнула подавальщика.

Моё новое положение мне совсем не нравилось. Но, с другой стороны, теперь я могла сколько угодно заниматься одним могильником, тем более что на местном нашлось множество надгробий, помеченных треугольником Серебряной Матери.

– Жареной рыбы, хлеба и… – Я пересчитала тяжёленькие лики в своём кошеле. – И пенного. Только потемнее и погорше, без ягод.

Юный кудрявый подавальщик кивнул так радостно, будто я объявила, что собираюсь выйти за него замуж и увезти в поместье Лариме. Я не исключала такого поворота событий: мальчик показался мне более чем привлекательным, а насколько крепки их напитки, только предстояло узнать.

Я вздохнула и положила подбородок на сцепленные руки. Мужчины беззастенчиво разглядывали моё одеяние падальщицы, и я натянула капюшон, чтобы спрятаться от любопытных глаз. Другой одежды я с собой не взяла: чёрный закрытый наряд защитит и от холода, и от ветра, и от хворей, не промокнет, а пропитанная особым составом ткань легко очистится, если запачкать. Меня плохо было видно в углу, и все быстро потеряли ко мне интерес. Я слушала.

– …уже всех курей успел забить, не шибко жирные в этом году.

– Так женись скорее на ней! Такие пышнотелые девки за редкость в наших краях!

– Ну что, продолжают там разорять могилы?

Я насторожила слух. Про могилы говорили двое мужчин – один постарше, с косматой бородой, второй – молодой, каштанововолосый, миловидный.

Бородатый покачал головой и хлебнул пенного.

– Да уж повадилась какая-то мразь, никак не успокоится. В прошлый раз прямо на наших могильниках шуровала. Не думаю, чтоб то был нечистец.

Я фыркнула под нос. Скажут тоже: нечистец. Кудрявый подавальщик с широкой улыбкой поставил передо мной тарелку и кружку. Я нетерпеливо махнула ему рукой, чтобы убирался. Кажется, мальчишку это обидело, но мне уже не было до него дела.

– Нечистец… – протянул молодой с мечтательной задумчивостью. – А я другое слышал. Будто к нам захаживает князь-волхв. Тянет его к мёртвым, потому что он сам мёртв.

Бородатый снова покачал головой.

– Ох уж болтун ты, Гарел, болтун. Как же князь к нам придёт? Ему далеко ведь. Так и бросит свой терем золотой?

Гарел ближе наклонился к собеседнику. Непослушные волосы падали ему на лицо, а он и не замечал, так увлёкся своими речами о князе. Я попробовала пенного, не сводя взгляда с беседующих. Хорошо, что они сидели близко ко мне, иначе за общим гулом не разобрала бы ни слова. Пенное оказалось что надо: горькое и крепкое до шипения в носу.

– Во-первых, терем у него не золотой, а сплошь сложён из зачарованных сокольих камней, что водяной со дна приносит. Во-вторых… Ох, Виле, ты что, не слыхал про его нечистецкую ворожбу? Он ведь умеет проходить в день по сто вёрст, что по лесу, что по полю, что напрямик через города. За миг весь Любир поперёк пройдёт и глазом не моргнёт! Не для него законы живых, ох, не для него.

Гарел повернулся так, что стала видна вторая сторона его лица. И тут я едва не поперхнулась пенным: глаз мужчины был сплошь чёрным, а вокруг глазницу обрамляли мелкие бурые пёрышки. Морь.

– Хуже базарной бабы, ну правда. Эй, Маблек, принеси-ка мне лукового пирога, да поживее!

Юркий подавальщик споро кинулся выполнять заказ, а меченый Виле продолжил: