Читать книгу - "Охота на короля - Денис Юрин"

«А она ого-го! – подумал Палион, со скрывающей восхищение маской безразличия на лице наблюдая, как на даме становилось все меньше и меньше одежд. – Порой мне жаль, что я лишь играю роль злобного грабителя…» «Твой план удался, что дальше?» – возник в голове у разведчика слабенький, едва слышимый голосок колдуна.

– Туфельки, сударыня, можешь себе оставить. Травка мокрая, колючая, да и мне с дружком они не впору. А ты, благородный ревнивец, что замер? Давай-давай, стягивай сапожища! – не ответив на мысленный вопрос компаньона, продолжал гнуть свою линию вошедший в раж налетчик.

Жертвы лесного грабежа распрощались с остатками одежды и прижались друг к дружке, видимо, ожидая последнего и самого страшного действа. Дама тихо рыдала у мужа на плече, а граф поджал тонкие губы и смотрел на собиравших их вещи разбойников с ненавистью затравленного волка.

– Связывать вас не будем, вдруг зверье какое поблизости водится или крестьяне, что в вашем случае пострашнее будет, – произнес Палион, нагрузив на себя поклажу и повернувшись к парочке спиной. – Сделайте, люди добрые, ответное одолжение, часок здесь посидите. Может, помиритесь, природа и обстоятельства располагают…

– Ну и в чем же твой хитрый план? – на этот раз вслух задал вопрос Вебалс, как только они отошли на приличное расстояние от поляны.

– Мой план… мой план с шиком в город въехать, в карете и с личной охраной, – рассмеялся разведчик и кинул в руки Вебалса женское платье. – Одевайся, красавица! Не возмущайся, скажи спасибо, что еще на каблуках ковылять не придется!

Слуги графа еще утром поняли, что между супругами пробежала белая мышь, символ семейных дрязг и раздора. У лиотонцев было поверье, что именно в этих маленьких, пискливых зверьков с красными глазками и тонкими хвостиками вселяются изгнанные из тел людей злые духи, и тогда шкурка зверька приобретает неестественный белый цвет. Духи желали мстить, но их возможности были весьма ограничены. Все, что они могли в новых телах, разрушить семейное счастье, превратить жизнь супругов в кромешный ад.

С утра граф смотрел на жену не по-доброму: то со злостью, то с презрением, а благородная Карва делала вид, что путешествует сама по себе, и игнорировала всякие обращения законного мужа. В карете скорее всего возникла ссора. Подъехавший к экипажу чуть ближе положенного старший наемник услышал возмущенный голос своего господина, но разобрать, в чем крылась суть конфликта, он не успел, его заметил граф и сделал весьма грубое внушение, после чего приказал немедленно свернуть с дороги и заехать в лес. Так вельможа изволил назвать небольшую рощицу перед крепостной стеной столичного града.

Любопытный охранник наказал сам себя, по его вине досталось и товарищам. До окончания трехдневного путешествия из замка в столицу оставались какие-то несчастные полчаса, а затем его с сослуживцами ждали уютные покои в столичном особняке графа, сытный ужин, хорошая выпивка и прочие утехи жизни. И так на протяжении целого месяца, на меньший срок в столице их хозяин еще никогда не задерживался.

А что вместо этого? Они лежали на сырой траве возле кареты уже битый час, в пустых желудках заунывно урчало, а в пересохших горлах с самого утра не было и маковой росинки. И во всем этом был виноват именно он, точнее его природное любопытство, которое тридцатипятилетний наемник постоянно загонял в дальний угол своего непростого характера и которое каждый раз, как чуяло слабину задремавшей воли, нагло выпирало обратно.

И вот оголодавшим, уставшим жевать траву охранникам наконец-то повезло. Вдоволь нассорившись, благородная чета возвращалась к карете. Видимо, конфликт был серьезным, и в ходе его разрешения не обошлось без потерь. Платье графини было разорвано, а лицо прикрыто веером до самых бровей. Госпожа как-то странно прихрамывала и постоянно путалась в складках длинного платья. Граф галантно вел ее под руку и, несмотря на то, что сам держал у распухшего слева лица окровавленный носовой платок, заботливо помогал тяжелой на руку супружнице перебираться через естественные препятствия: ямки, коренья и лепешки, оставленные распряженными на время привала лошадьми.

– Шего, бол…аны, жаштыли? – проорал не своим голосом шепелявящий граф и сплюнул на землю кровью. – Жапрьа…гай и в штолишу, жи…о!

Слуги мгновенно кинулись исполнять приказ господина, даже позабыв открыть перед повеселившейся четой дверцу кареты. Им самим надоело торчать на проклятой опушке, да и попадать под горячую руку никому не хотелось. Пострадавший в схватке с женою граф мог больно обидеть, а потом, как всегда, позабыть дать в качестве компенсации за побои пару медяков на пиво. «Все богатые жадные и несправедливые, или наоборот, только жадные негодяи становятся богачами», – эту народную мудрость каждый из охраны графа проверил на собственной шкуре и не хотел лишний раз получать бесплатную оплеуху.

Дверцы кареты захлопнулись, но побитый женою граф еще долго не закрывал занавески, терпеливо наблюдая, как слуги седлали и запрягали в карету разбредшихся по опушке лошадей. Потом экипаж тронулся в путь, шторки окон плотно задернулись. Наемники выждали несколько секунд и только затем пришпорили лошадей. Никому из солдат больше не хотелось подъезжать слишком близко и прислушиваться к разговору внутри кареты. Толку от этого не было никакого, а вот пустые желудки страдали и ныли, требуя от нерадивых хозяев еды.

– Я тебя ненавижу! – сквозь зубы прошипел Палион, убирая окровавленный платок от лица. – Неужели нельзя было бить послабее?! Как молотом прошелся, подлец!

Левая щека разведчика опухла, глаз заплыл, а в уголках потрескавшихся губ еще виднелись следы сочившейся крови. Жертва конспирации была явно не в духе и сопроводила свои слова сильным пинком по коленной чашечке грациозно обмахивающейся веером дамы. Игравший роль графской супружницы Вебалс, естественно, успел увернуться и, чтобы окончательно доконать обрядившего его в женское платье напарника, убрал веер от лица. Огненно-рыжие бакенбарды как-то особо распушились, сверху прижатые странным головным убором, нечто среднее между ночным чепцом, цветочным горшком и каской легкого пехотинца. Увидев такую обворожительную особу, любой, даже самый стойкий солдат любовного фронта тут же грохнулся бы в обморок. Палион уже почти привык к новому обличью своего спутника, но от неожиданности его чуть не стошнило на покрытый кандусийским ковром пол кареты.

– Сам виноват, нечего было меня в бабское платье рядить. Ты хоть представляешь, как это поганое тряпье жмет?! – нарочито пробасила «дама» в разорванном платье и довольно больно ударила партнера веером по щеке, к счастью для последнего, по здоровой. – Придумал план дурацкий, вот в корсет бы и лез. Дышать не могу, грудь распирает!

– И залез бы, не постеснялся б, да вот только колдун с огнебардами да еще крысиным хвостом на макушке не очень понравился бы охранникам в роли их господина. Ты меня благодарить должен, а вместо того покалечил! Ну, куда я теперь с такой рожей?!

– На бал не пустят, но мы благородных дам охмурять не собираемся, – пожав плечами, отчего швы платья жалобно затрещали, произнес Озет. – А кабацким девкам все равно, с побитой ты рожей или нет, лишь бы деньги платил. Да, кстати, с золотишком у нас чуток получше стало, но все равно плоховато… нужно что-то придумать.