Читать книгу - "Вдова Его Величества - Екатерина Лесина"

Крюк был толстым, изрезанным рунами и покрытым толстым слоем серебра. На острие оно слегка стерлось, что, впрочем, на свойства крюка никак не повлияло.

— Думаешь, зацепим?

— Здесь не так и глубоко, смотри, — Дуглас топнул, и нога с чавканьем ушла в мягкий берег. — Я точно помню, что полгода тому здесь вообще никакого болота не было.

— Подвели?

— Может, и так. А может, весна дождливой случилась. Или старое русло перекрыло. Или…

— Подвели.

Дуглас покачал головой, явно сетуя на некоторое упрямство воспитанника, но ни слова не произнес, а лишь забросил крюк в темную воду. Брызнули водомерки, обретая прыть, и темная тень метнулась к поверхность, чтобы тотчас исчезнуть.

Отступив от края, на котором сохранились остатки травы, Дуглас потянул веревку. И та пошла легко. Значит, пусто. Второй бросок был чуть дальше и левее.

Третий.

— Может, за граблями сходить? Или вилами? — Кайдену невыносимо было просто стоять и ждать. Он пританцовывал на месте, понимая, что в принципе бессилен.

Но это и раздражало.

Меж тем Дуглас раз за разом вытаскивал свой крюк, чтобы размахнуться и забросить вновь. Левее. Правее. Дальше. Ближе. А если…

— Сходи, — не оборачиваясь, сказал он. — Вернешься и спинку почешешь…

Он хотел добавить еще что-то, но веревка натянулась. И Дуглас велел:

— Тяни. Только, мать его… аккуратно, а то порвешь.

Это он, конечно, преувеличивал. Веревка была добротной, конопляной и вываренной в отваре разрыв-травы, а потому так просто не порвется. Но вот если крюк вошел неглубоко, то покойник соскользнет. А тяжелый, однако. И Дуглас, уверившись, что его поняли правильно, отошел в сторонку. Стоит, кивает с одобрением, мол, хорошо тянешь…

Хорошо.

Только тяжело идет.

Слишком уж тяжело, будто налипло на него вся муть дна болотного… когда темное покрывало воды расползлось, Кайден понял, что так оно и есть.

Вся не вся, но большей частью.

— Домой его сам потащишь, — сказал Дуглас, сматывая веревку. — И мыть тоже тебе… что? Тебе ж он нужен был, вот и возись.

Кайден лишь вздохнул.

Придется.

Хотя бы для того, чтобы понять: зачем его вообще топили?

Утром Катарине было плохо.

Нет, не так. Ей в жизни не было так плохо, как этим утром. Она открыла глаза и тут же закрыла, ибо солнечный свет показался вдруг нестерпимо ярким. Катарина попробовала зарыться в подушки, но от них пахло пером, и запах этот вызывал приступы тошноты.

Голова болела.

Тело ломило.

А узоры на запястьях налились красным цветом. И Катарине вдруг показалось, что выведенные чужой силой руны на самом желе не руны вовсе, это черви, которые ее, Катарину, жрут изнутри.

До туалетной комнаты она добежала. Но выворачивало ее долго. Вот, значит, что чувствуют мужчины по утрам… как они вообще живут? И почему пьют снова?

Хотя… вчера было хорошо.

— Жива? — с немалым интересом спросила Джио, которая выглядела так, будто ничего-то и не было, ни ночной прогулки, ни мертвеца, ни полуночного пикника.

— Н-не з-знаю, — Катарина прополоскала рот холодной водой. — Может… я заболела?

— Заболела, — Джио распахнула двери гардеробной, которая казалась полупустой. — И тебе нужно подлечиться.

— Дашь?

— Рассолом капустным.

— Ненавижу капустный рассол.

— Ты ж его не пробовала, — она перебирала немногочисленные платья Катарины и морщилась, чем-то были они ей не по нраву.

— Я его так… как это… заочно, вот, — после умывания стало легче. А после ванны — почти хорошо. Если, конечно, не делать слишком резких движений. — Знаешь… кажется, я понимаю, почему узор сделали таким… поговаривали, что Кэтрин, которая была до меня… что она слишком любила вино. И наверное, будь у меня шанс, я бы тоже его полюбила.

Катарина икнула и зажала рот руками.

Отец пришел бы в ярость… плевать. Что ни делай, он приходит в ярость. Но теперь он далеко, а Катарина взяла себе чужое имя, с которым ей досталась чужая же жизнь с чужими проблемами.

Но кто мог знать?

— Зеленое, — сказала она, ткнув пальцем в простой наряд из плотного муслина.

— Под цвет лица?

— Будет гармонично, — платье украшало два ряда крохотных малахитовых пуговиц, протянувшихся от воротничка до самого подола. — И вообще… какое им дело?

Им дело было.

Катарину ждали. Тетушка Лу обрядилась в легкий наряд для прогулок, дополнив его соломенною шляпкой. На полях ее нашлось место дюжине тряпичных роз, меж которых выглядывали темно-зеленые листья и тонкие веточки аспарагуса. Широкие лены шляпки несколько ужимали тетушкины щеки, отчего пухлые ее губки вытягивались вперед.

— Какой чудесный день, девочка моя, — воскликнула тетушка, заставив Катарину поморщиться. — Просто удивительный!

— Солнечный, — поддержал Гевин.

— И ветра нет, — согласился с ним Кевин. А сегодня у них и голоса одинаковые. И сами они… только цветом костюмов и отличаются.

— Рада, — получилось не слишком вежливо. — За день.

— Мы подумали, что ты захочешь прогуляться, — тетушка подхватила Катарину под руку.

— Не захочу.

— Но почему?!

— Дурно себя чувствую…

— Это пустяки, — тетушка отмахнулась от возражений. — Какое дурное самочувствие в твои-то годы? Девонька моя, это все хандра, обыкновенная хандра, поверь моему опыту. А лучшее средство от хандры — развлечься… я велела собрать корзинку для пикника.

Комок тошноты подкатил к горлу.

— Подумай сама, дом будут переделывать, а значит, шум и грязь, и людишки, которые везде снуют… нет, ангел мой, тебе категорически нельзя здесь оставаться…

Тетушка потащила Катарину к дверям.

— Твоя мьесс сама справится со всем. А тебе следует отдохнуть. Расслабиться. Познакомиться с родней. Ты же нам не чужая.

В этом вся беда.

— Иди, — тихо сказала Джио и коснулась браслета. — Я и вправду домом займусь.

— А мы прокатимся… здесь неподалеку есть отличное место… помнится, мы с твоей матушкой, когда нам случалось здесь гостить, любили устраивать пикники… мы и Эвелина Гленстон. Ах, молодость… сейчас обо всем вспоминаешь с усмешкой, а тогда нам казалось, что нет дела, более важного… но там и вправду красиво. Старое озеро. Обрыв… матушка твоя писала чудесные акварели, а вот у меня всегда какая-то чепуха получалась. Ты не пишешь?

— Нет.