Читать книгу - "Право учить. Повторение пройденного - Вероника Иванова"

— Когда собираются решать твою судьбу?

— Точный срок не определён: всё зависит от решения членов Совета.

— Они не торопятся?

— Пока. Но кое-кто из них с нетерпением ждёт, когда мой ребёнок первым криком приветствует этот мир.

— Кое-кто?

— Дядя той, что пала от моей руки.

Ах, дядя... Ну ничего, на него я найду управу. Однако надо же вручить подарок!

— Возьми, это тебе, — протягиваю Ке свой труд, завёрнутый в кусок шёлка.

Эльфийка растерянно хмурится, разворачивая мятую ткань, но когда солнечные лучи вспыхивают золотом на ворсинках пуха, изумлённо охает:

— Какая красота! — Покрывало мгновенно оказывается наброшенным на прямые плечи. — Что это такое?

— Когда родится малыш, можешь укрывать его, а потом и сама носить. Очень хорошо для тепла.

— Хорошо для тепла? — Возмущённое покачивание головой. — Да если появиться в такой шали на Летнем Балу, все от зависти умрут!

— Хотелось бы посмотреть.

— Что же тебе мешает? Всего несколько месяцев осталось... Чудесная шерсть, даже не буду выпытывать, чья и откуда. Спрошу другое: кто всё это связал?

Отвожу взгляд и чувствую, как начинаю краснеть. Хорошо, что весеннее солнце уже успело оставить красноватый след на моих щеках: есть шанс скрыть смущение за первым загаром.

Впрочем, Ке не обманывается:

— Так и будешь молчать?

— А что ты хочешь услышать?

— Ответ на свой вопрос.

— Зачем? Разве недостаточно самого подарка?

— Достаточно, — кивает эльфийка. — Если вспомнить, что первый подарок отца всегда должен быть сделан его собственными руками.

— Тогда твой вопрос становится лишним, верно?

Ке смотрит таким странным взглядом, словно выбирает, как ей поступить: рассмеяться или заплакать, а потом сгребает меня в охапку, иначе такие объятия и не назовёшь.

— Спасибо!

От неё пахнет цветами и молоком, а упругий живот, прижавшийся ко мне, время от времени вздрагивает, как будто кто-то постукивает изнутри. Просит, чтобы его выпустили...

И в следующий миг эльфийка замирает, стискивая пальцами мои плечи так сильно, что впору закричать от боли. Но не мне, а ей: начинаются схватки.

Нэйа, почувствовавшая наступление родов едва ли не за вдох до первой судороги, подхватывает Ке под руки:

— Идёмте в дом, немедленно!

Бирюзовые глаза просят: «Не уходи далеко».

— С вашего позволения, я побуду здесь. Похожу по саду, если вы не против... Думаю, моё присутствие не требуется.

Юная эльфийка считает точно так же, вопреки желаниям роженицы, и уводит ту в комнату, предназначенную для появления на свет новой жизни. А я спускаюсь с террасы и иду туда, где шепчутся с ветром бело-розовые лепестки яблоневых цветов.

* * *

Эльфийские ланы — одно из самых тёплых мест в Западном Шеме, и весна наступает в них на целый месяц раньше, чем в столице: если Виллерим ещё только-только начинает забывать о снежном покрове, то здешние сады уже зеленеют, а трава, хоть и не по-летнему короткая, надёжно прячет под собой сырую перину земли. Вот и яблони все в цвету...

Не слишком ли рано начались роды? Если верить словам тётушки, крайний срок — через три дня после сегодняшнего. Значит, вовремя. А то я слегка испугался, что моё присутствие ускорило процесс... Нет, всё идёт своим чередом, и к закату, а то и раньше, мир встретит нового обитателя. У меня вдоволь времени. На всё, что пожелаю.

К моему глубокому и искреннему облегчению, поблизости не мог находиться младший брат Кэла. Настырный Хиэмайэ, по словам старшего родственника, с головой погрузился в учёбу, готовясь к последним экзаменам перед поступлением на службу. Интересно будет понаблюдать, кто его выберет. Я, в любом случае, участия в сем занятном действе не приму, но в месте зрителя мне не откажут. А если откажут, явлюсь без позволения и приглашения. Под ручку с тётушкой, которая будет только счастлива лишний раз устрашить своих недругов. Уж на что, на что, а на устрашение моих талантов хватит. Вызывать к себе иные чувства не умею, а вот страх и ненависть — легко. Даже усилий прикладывать не нужно.

Зарываюсь носом в душистые лепестки. Как чарующе пахнет яблоневый цвет! Можно целую вечность стоять, прижавшись щекой к прохладным белым пальчикам... А ведь ещё год назад я не мог даже есть яблоки. Потому что они напоминали мне об эльфах. Неприятно напоминали. Зато теперь...

Я не заметил и не почувствовал, просто понял, сразу и предельно ясно: кто-то пришёл. И поворачивая голову в сторону гостя, не зная, кого увижу, ничуть не удивился, встретившись взглядом с серым пеплом глаз, до конца не верящих. Во что? В свершившееся чудо. И я не верил. До того мгновения, как стремительный бег не оборвался на моей груди. Мин вонзилась в меня всей силой невыносимого ожидания, швырнула на ствол яблони и прижала к нему так крепко, как только могла. А я смотрел на душистый снег осыпающихся лепестков, но продолжал видеть летящий прямо на меня клинок, от которого не было ни возможности, ни желания увернуться.

Нэмин’на-ари молчала, пока беспокойные пальцы не нащупали бугорок шрама под волосами на моей шее:

— Нет! Этого не может быть! Это неправда, скажи мне! Скажи!

Взгляд темнее грозовой тучи. Губы, готовые сердито сжаться. А руки дрожат, мелко, но ощутимо.

— Чего ты испугалась, милая?

— Зачем это сделали с тобой?!

— Со мной не делали ничего такого, чего бы я сам не позволил.

— Но это... Это убьёт тебя!

— Нет, милая. Не убьёт. Ты не чувствуешь? Ранки заживают, потому что в них ничего уже нет.

Она не верила. До тех пор, пока я, в сотый раз испросив у богов прощения за свои прегрешения, не сбросил Вуаль и не коснулся сухих губ своими...

Мы сидим под яблоней. Точнее, Мин сидит, а я лежу, устроив голову у неё на коленях, и веду счёт белым хлопьям, медленными кругами опускающимся на траву.

— Ты не хотел приходить, — утверждение, не терпящее возражений.

Соглашаюсь:

— Не хотел.

Лгать не имеет смысла: моя подруга слишком хорошо меня знает. Ещё по прошлой жизни.

— Но всё-таки пришёл?

— Совпало наличие времени и возможности, а такой случай грешно упускать.

— Какой ты... — узкая ладонь шутливо шлёпает меня по лбу.

— Какой?

— Жестокий!

— Почему это?

— Мог бы соврать, сказать, что примчался, как только смог.

— Но я это самое и сказал, только другими словами!