Читать книгу - "Без поводыря - Андрей Дай"

Придется как-то обходиться. Возводить мой Транссиб не как БАМ – напряжением сил всего государства, и с привлечением целой армии строителей, – а как-то иначе. Использовать те преимущества, те стимулы высочайшей производительности труда, о которых и не задумывались большевики. Желание людей уберечь членов своих семей от голода и холода хотя бы. Ну или заработать еще один миллион, если хотите. Мне нужно долг всем грядущим поколениям земляков отдавать, а не деньги в чужих карманах пересчитывать.

В общем, темы химзавода больше не поднимали. В Ирбите начиналась ярмарка. Мясников с Гилевыми засобирались, заторопились, пообещав потом, после окончания торгов, еще навестить меня в Колывани. Насилу уговорил Ваську взять с собой татарского казака – Рашитку со щенками. Хотя бы до Тюмени. Ну и помочь пристроиться к какому-нибудь каравану, идущему на запад, в Нижний Новгород. А мне оставалось только проводить уезжающих и вновь браться за письма, за прожекты, за свою ненавистную бухгалтерию наконец.

А потом на подворье первогильдейского колыванского купца Кирюхи Кривцова ворвался на взмыленном коне молодой казачок-посыльный.

– Беда, ваше благородие! – прохрипел он, утирая иней с жидкой еще по возрасту лет бороды. – Кокоринский караван злыдни постреляли!

И мирный ужин, богатое, хоть и не скоромное – Великий пост на дворе, – застолье взорвалось суетой и приготовлениями. Бряцало оружие, и хищно поблескивали в нервном свете керосиновых ламп тупые свинцовые головки патронов.

– Нешто ты сам в погоню, Герман Густавович? – удивился Кирилл Климович. – Поди-ткась и без тебя управятся. Коли зверя, с божьей помощью, скрадывают, так и двуногих охальников сумеют. А тебе, твое благородие, не по чину будет…

Какое, к дьяволу?!! Моя железная дорога в опасности! Больше месяца специально выпрошенный у московского богатея Кокорина миллион ассигнациями добирался до моей губернии. Целый воз денег, предназначенный для расчетов с рабочими, которые уже этой весной должны были начать укладку рельсов на первом участке будущей магистрали! Отдать?! Подарить каким-то скотам? Ворам и разбойникам?! Зубами рвать буду! Без суда и следствия!

Час спустя успокоившийся, умиротворенный размеренной рысью выданного колыванским купцом коня, выговаривал сам себе, что не догадался поставить в известность местные полицейские власти. Оглянулся на наш, прямо скажем, небольшой отряд – и подумал, что еще пяток стрелков точно бы не помешал. Ладно хоть Кривцов местного проводника дал – отставного пожилого казака с покалеченной левой беспалой рукой. Иначе вообще бы втроем были против банды, неизвестной числом, но тем не менее не побоявшейся совершить нападение на хорошо охраняемый караван.

– Не журись, твое благородие, – словно почувствовав, что моя ярость, моя слепая решимость немедленно найти и покарать злодеев стала рассеиваться, поспешил поддержать меня беспалый Силантий. – Оне нынче в берлогу свою подались. Добычу делить да страх хмельным заливать. Тут-то мы их и возьмем.

– Конечно, – согласился я. – Так все и будет.

Хотелось верить, что мы оба правы. И все же, когда уже присыпанная свежим снежком тропа вывела нас к логову – укромной лесной заимке, – торопиться не стал. Тем более что был выбор – напасть немедленно, в надежде на неожиданность и на то, что бандиты еще не избавились от страха, но уже успели расслабиться, понадеявшись на удаленность своей базы от тракта, или укрыть лошадей в логу, аккуратно, по большому кругу обойти строения и лечь в засаду с наветренной стороны, дожидаясь, пока злыдни зальют глаза водкой на радостях.

Понятно, что именно я выбрал. Не от нерешительности, конечно, Боже упаси. Из осторожности. Не хотелось по-глупому терять бойцов, да и собственное здоровье оценивал куда дороже, чем этот несчастный миллион ассигнациями.

Проводник легонько тронул за плечо, отвлекая от воспоминаний. Склонился к самому уху и выдохнул:

– Их шестеро. Скоро уже…

Шесть – это немного. В полтора раза больше нас, но все-таки не так страшно, как могло бы быть. Всего два выстрела каждому…

Скажу сразу – пришлось начать атаку раньше, чем мы планировали. Низенькая, по плечо взрослому человеку, дверь в избушку резко распахнулась, и на заснеженный дворик вылетел раздетый до исподнего босой человек. А следом за ним – еще трое, в отличие от первого, одетые и обутые. И с короткими кавалерийскими карабинами в руках.

Теперь уже никто никогда не узнает, чем именно провинился этот ставший последней жертвой банды разбойник, но я даже на колено привстать не успел, как раздалось сразу три выстрела, и босой рухнул возле саней, марая вытоптанный дворик темной кровью. Тут же заговорили «спенсерки» моих казаков, а я, разом позабыв о собственных планах, рванулся вперед с револьвером в руке. И, клянусь, только неожиданно ослабевшие от долгого лежания в неудобной позе ноги – причина того, что к избе я подбежал не самым первым. Зато именно мне пришлось пристрелить рвущихся с цепи, беснующихся от ярости собак. Жаль их. Они-то уж точно ни в чем не виноваты…

Ветер был слабым и каким-то неправильным, дерганым. Клочья порохового дыма зависали у скатов крыши и отказывались растворяться. Все, что ниже, – было отлично видно, а вот выше – серая беспросветная мгла.

К чести злодеев, разобрались в происходящем они достаточно быстро. Тонко взвизгнул последний умирающий пес, упали возле крыльца трое с разряженными, бесполезными ружьями, и на этом наш минутный успех и закончился. Двое оставшихся лиходеев тут же принялись палить и через приоткрытую дверь, и из тут же разлетевшегося мелкими осколками оконца. Уж и не помню, как я, спеша укрыться от жужжащей смерти, юркнул за собачью будку.

– А вот ща я тя, – прорычал Силантий, высовываясь со своей древней, кажется еще кремневой, длинноствольной фузеей из-за сарая. Несколько пуль треснуло о жерди, просыпав мне на голову щепки, но проводник даже не пошевелился, выцеливая вражину. А потом так бабахнуло, что с покатой крыши сарая сошла лавина. Естественно, прямо на меня – куда же еще?

Откапывался из сугроба в тишине. Силантий улыбался – рот до ушей: попал, – и, шустро орудуя шомполом, перезаряжал свой штуцер. В избушке оставался последний бандит, но указывать четырем стрелкам своего положения он не торопился. Оба моих антоновца, пригибаясь и скользя подошвами так, чтобы скрипом снега не предупредить врага о своем приближении, крались к двери.

Ловко, как какой-нибудь спецназовец, один из моих бородачей кувырком преодолел простреливаемое из открытой двери пространство и тут же замер с другой стороны крыльца. Из избушки раздавались какие-то странные, непонятные звуки. Нам с Силантием пришлось обойти сарай и по следам казаков перелезть сугроб, чтобы приблизиться наконец к оконцу, полагая, что оттуда будет лучше слышно.

Звуки и правда стали четче, но секрета – что же именно делает последний оставшийся в живых душегуб, так и не выдали. Что он там такое громоздкое таскает и чем скрипит.

– Эй ты! Выходи подобру! – крикнул проводник. – Не то дверцу подопрем да и спалим тебя к дьяволу!