Читать книгу - "Повелитель Ижоры - Александр Егоров"

Неожиданно Корби прижал руку к сердцу и открыл рот, но конунг прервал его:

– Теперь не обижайся, – закончил он жестко.

Сотник опустил голову. Захлопнул за девушкой дверцу «лендровера» и возвратился на свое место. Маша плакала, закрыв лицо маленькими ладошками.

– Марьятта – это значит «ягодка», – проговорил Ингвар как бы про себя. – Сладко было кому-то. Ну да ничего, разберемся…

Он погрозил пальцем тем трем девицам, что так и остались на дороге. Девицы приуныли. Кажется, они были порядком напуганы.

Водитель между тем ждал приказаний. Глянул в зеркало вопросительно.

– Поехали, – сказал отец. – Здесь делать больше нечего.

Машины снова двинулись вперед, и девушки остались позади – только напоследок кто-то из них взмахнул рукой, прощаясь.

Я смотрел вперед: там, за лугами, темнел лес. Ник сгорбился на своем сиденье, водитель равнодушно крутил баранку.

– Отвезите меня обратно, Ингвар Сергеевич, – попросила вдруг Ленка.

– Зачем же только тебя? Мы все вместе вернемся. Отдохнем слегка и вернемся. Там на хуторе живут замечательные девчонки, и они умеют готовить настоящее ижорское пиво. Не вздумайте отказываться!

Ленка промолчала.

А я поймал себя на том, что за все время и вовсе не произнес ни слова.

* * *

На хуторе нас накормили вяленой лосятиной и вкусным салом, а потом долго поили местным пивом. Пиво это было пахучим и густым, процеженным и остуженным в погребе, совершенно не похожим на отравленную жидкость из банок, что называется пивом в нашем родном времени. Правда, с непривычки я выпил сразу много и довольно быстро опьянел. А вот отец оказался знатоком и ценителем (ну, ему и по возрасту полагалось). Прихлебывая пиво, он вдруг разразился длинным стихотворением по-фински, в котором (как он пояснил) описывался в красках весь непростой процесс пивоварения:

Ohrasta oluen synty, humalasta julkijuoman,

vaikk' ei tuo ve'ett? synny eik? tuimatta tuletta[17]—

ну и так далее.

Девчонки на этом хуторе глядели на него с восторгом, хотя и хихикали в некоторых местах, все равно как глупые ученицы, которых по ошибке загнали в класс для одаренных. Потом я понял, что им не нужны стихи из толстых книжек, в которых они все равно понимали через пятое слово на десятое. Они хотели моего отца. Хотя и боялись его до дрожи в коленках.

И они хотели меня, молодого ярла. Теперь-то я чувствовал это. Они с подозрением смотрели на Ленку и вовсе не замечали грустного и потерянного Ника.

Я же пил пиво и больше не вспоминал о том, что случилось. Мне не было дела до этой несчастной Машки, которая, наверно, и по-русски не говорила. Закон есть закон. А я сын конунга.

Ник поставил глиняную кружку на стол. Кружка была увесистой: он не допил и до половины. Он хотел что-то сказать, даже открыл рот, но поглядел на меня и передумал.

«Тоже ведь наследник, – пришла мне в голову мысль. – Сын короля-невозвращенца. Принц, блин, консорт».

Это невесть откуда взявшееся слово показалось мне очень забавным. Поэтому я подмигнул Нику. Но он, притворяясь пьяным, опустил голову на руки. Тогда я глянул на девчонок и щелкнул пальцами. Одна из служанок немедленно подлила мне пива (прислонившись всем телом к моему плечу, как бы нечаянно), а другая уселась на лавку рядом с Ником. Жеманно повертелась. Потом сама взяла его за руку. Я чуть не подавился от смеха.

Отец с Ленкой куда-то вышли. Вернулись не глядя друг на друга. Похоже, он уговорил ее остаться. Мне стало весело, и я даже сказал ей что-то, уже не помню, что, а она сквозь зубы послала меня подальше. Я рассердился, но ненадолго. Будущий ярл не должен сердиться на такие мелочи. «Вот и правильно», – хлопнул меня по плечу отец. Похоже, я думал вслух.

Поздно ли, рано ли, но все же наступил момент, когда мне захотелось выйти на воздух. Что я и сделал. Меня стошнило прямо с крыльца.

Реальность стала чуть яснее. В доме отец что-то говорил – громко, перебивая всех. Ижорские девицы, осмелев, смеялись. Голоса Ленки я не слышал.

За спиной скрипнула дверь, и появился Ник.

– Фил… – начал он. – Послушай, Фил. Может, мы вернемся?

– Ну и вернемся, – тупо отвечал я. – Какого х… в общем, мы сейчас поедем в гостиницу. Я лично буду спать.

– Ты не понял. Может, вообще вернемся? В свой мир? Здесь что-то не так, Фил. Здесь становится как-то…

Он не закончил.

– В свой ми-ир, – перебил я его. – Я тебя понял. В свой мир. Только у каждого свой мир. Ты вернешься в папин дом двухэтажный. И в Аст… в Австралию купаться поедешь. А мне ты предлагаешь снова за копейки курьером туда-сюда бегать. Все вы такие, и Мирский, и ты, и даже Ленка, что я, не знаю?

Ник помотал головой, не соглашаясь. А я мягко ухватил его за воротник – скорее, чтобы не упасть, – но он испугался и даже попятился.

– Так вот: никуда я не поеду, – объявил я. – Здесь мне нравится. И если вы не со мной, идите в ж…пу… Это там вы были богатые, а я на вас работал. А здесь я… здесь я сам хозяин. И могу иметь что хочу.

Ник чуть не плакал. И я отпустил его.

– Я думал, ты не такой, – кое-как пробормотал Ник. Язык его не слушался. Видно, этот парень тоже ухитрился напиться, и это с полутора кружек!

– Это какой я? Ну-ка, давай, говори.

– Я думал, ты мой друг.

Да, он и правда глотал слезы. Ему было всего пятнадцать. Интересно, как он рассчитывал всерьез стать моим другом?

– Это все слова, – сказал я. – Реальность, она другая. Мне нравится эта. А вы можете идти куда хотите.

– Это не слова, Фил. Были не слова. Мы с Ленкой… мы говорили про тебя ночью. Я даже хотел позвать тебя, вышел во двор… Но у тебя было открыто окно, и все было слышно…

«Что-о? – подумал я. – О чем это он?»

– Это никого не касается, – я злобно нахмурил брови, хотя внутри меня все оборвалось. – Это мои дела.

Я знал, что краснею, как свекла, и ненавидел себя за это.

– Извини, – сказал он.

Еле держась на ногах, я смотрел ему в глаза, и в моей голове все мешалось. Вот, значит, почему Ленка на меня не смотрит. Ничего нельзя сделать безнаказанно. Но сейчас мне было на это наплевать. И даже слишком напле…

Я перегнулся через резные перила крыльца, и меня стошнило снова.

Дорога до поселка не запомнилась. Там мы разошлись по своим комнатам – каждый со своими мыслями. Ленка заперлась изнутри на ключ.

Повалившись на кровать, я отрубился и проспал до самого утра. Мне снились какие-то тяжелые сны, ни одного из которых я не запомнил. Проснувшись, я понял, что голова болит слишком сильно, чтобы о чем-то вспоминать. Сейчас бы в горячий душ, подумал я. Но в шведском бараке был только умывальник.