Читать книгу - "У каждого свои недостатки - Дарья Гусина"

Отражение в зеркале мало способствует репетиции эпохального события, то бишь моего признания. Я уже затянула отросшие волосы сеткой и напялила паричок – старческий пух на розовенькой основе. На пух пошли белые лохмы от диванной подушки из гостевой каюты, наверное, кто-то из девушек Кира забыл на яхте это воплощение арт-деко.

Ладно, сосредоточимся на текущем моменте. Одной рукой я осторожно распыляю на кожу под глаза тонкий слой грима, пальцами другой быстро формирую сеточку морщин. Та же основа делает блеклыми ресницы и брови. Над глазами тонкие ниточки черным карандашом – раз выпали волосенки, то и от бровок мало что осталось. Складки у рта подчеркнуты театральными тенями. Губки – куриная гузка, но помада – «звездный коралл», самый яркий цвет из коллекции Сибиллы. В сто лет жизнь только начинается, поэтому никаких там «скромных, пастельных». Пигментные пятна – бабуля недавно побывала на курорте, а зря – не все звезды одинаково полезны, ультрафиолет он и в космосе ультрафиолет, однако для старческой пигментации беру самую маленькую кисточку – современные салоны красоты творят чудеса. Отвисший подбородок, дряблая шея – все это театральный латекс, благо у меня его навалом. Замечательно!

Теперь тело персонажа. Вот и ситцевое платье пригодилось. Оно висит на мне мешком, я опять похудела, но не от недоедания – Кир гоняет меня на тренажерах, и я подчиняюсь: ничто так не сводит с ума как бездействие, лень и скука в замкнутом пространстве. Вместо грудей – обвисшие латексные мешочки прямо поверх моей «кольчуги», дряблые куски кожи у локтей. Бабушке лет сто двадцать, поэтому – тросточка, тоже из 3D-принтера, хрупкая, как все, что сделано из переработанного пластика, опираться особо не будем. На ногах – кожаные шлепанцы Пайка, он пока не знает, думаю, ругаться не будет, наш циклон всегда за то, чтобы душевное здоровье мистера Демидова поддерживалось моими шалостями.

– Милок, милок, – проговариваю я по-русски, подбирая голос.

Этот – слишком надтреснутый и писклявый, не люблю буффонаду. М-м-м… сипловатый, нет. Вот то, что надо – бабу́шка привыкла всех строить и по-стариковски жалобно разговаривать не умеет.

Самое страшное – это предположение и недопонимание. Когда я вползла на камбуз (мы отказались от пафосных обедов в кают-компании), глаза у Кира были размером с блюдца. Еще бы, по длинному коридору я шла ме-е-едленно, мелкими шажками, звучно шаркая ногами и стуча тросточкой. Это Пайк знает все о наших передвижениях по кораблю, а у Демидова, должно быть, все пересмотренные намедни фильмы о корабельных призраках перед внутренним взором промелькнули (ну и программу вечернего просмотра я не просто так заранее подбирала). Как он усидел на стуле, непонятно. Наверное, помогла реакция Пайка. Вернее то, что реакции у циклона на мое появление не было никакой.

– Мэм? – вопросительно поинтересовался Пайк, невозмутимо подняв одну бровь.

– Завари-ка нам чайку, милок, – строго выпалила я, шамкая, тряся головой и деловито подползая к обеденному столу. – А ты что уставился, внучек? Не рад видеть свою бабу́шку?

Полночи учила эти фразы. Если уж быть аутентичной, то во всем. Русский язык очень сложный. Семантика такая, что если не родился русским, то лучше и не пытаться освоить эту… бездну. Говорят, двести лет назад этот язык был еще сложнее. Немудрено, что у русских такие специфические мозги. Взять, к примеру, это самое «милок» – слово мужского рода, теоретически, женский вариант должен звучать как «милка», ан нет. И слово-то какое-то из лексикона этих самых бабулек, потому как позитивно-снисходительно-покровительственное.

«Внучек» слабо задышал и начал приобретать свой естественный цвет.

– Сэм, – сказал он, качая головой. – Так ведь недолго и самому стать удобрением для твоей картошки.

Я строго погрозила ему морщинистым пальцем, достала изо рта зубной протез, отлично получившийся на 3D-принтере, задумчиво повертела его в руках и сунула обратно в рот. Есть с ним я, конечно, не смогу. Но чаю хлебнуть…

– Черт! – я выплюнула протез вместе с чаем – от горячего пластик отошел от зубов и слетел на язык.

Демидов загоготал:

– Если бы моя бабушка была похожа на ЭТО, я был бы счастлив. Отличный грим. Я так и представляю тебя в роли старушенции, сующей конфетки всем встречным детям.

Я молча вынула из кармашка ситцевого платья кусочек шоколадки в фольге и продемонстрировала его Киру. Позже поделюсь сладким с Микки, кибер-каб отправился на мостик со всей ответственностью выполнять обязанности юнги, я по нему немного скучаю. Пайк подал воды со льдом – я опустила в стакан обожженный язык, Демидов опять заржал.

– Пожалуйста, Сэм, походи в таком виде подольше, я должен это запомнить. И кстати, тебе так идет этот паричок.

На этот раз мой средний палец с пигментными пятнами был отогнут и направлен вертикально вверх – если я говорить не могу, это не значит, что не отвечу.

… Я немного поразвлекала Кира и Пайка придуманными на ходу рассказами из нелегкой старушечьей жизни и отправилась к себе снимать грим, пообещав восторженному Демидову как-нибудь повторить представление.

– Сегодня, – сказала я зеркалу.

За три недели тесного общения я неплохо изучила Демидова, его хорошие черты и недостатки. И все же не могу сказать, что знаю его. Мы сильно сблизились, и я хожу по краю. Я могу еще долго делать вид, что бреюсь по утрам, интересуюсь изображениями голых девиц и иногда страдаю от «утреннего бодрячка». Рано или поздно все тайное становится явным. Это сейчас мы веселимся, а потом будем стараться не сойти с ума от взаимного созерцания друг друга. И тогда мое признание может оказаться не к месту. Или слишком к месту. Я уже многое знаю о Демидове и могу предсказать его реакцию на… разное, но не на это.

Я пыталась расспросить Кира о его сестре и том рейсе шестнадцатилетней давности. А он пытался рассказать. Начинал и замолкал. Кидал «потом» и уходил к себе. И все-таки иногда что-то проскальзывает в наших разговорах – кусочки паззла, из которых я упрямо стараюсь сложить целую картину.

Два дня назад я взялась готовить ужин. У нас много замороженной рыбы в холодильниках, меня это удивляет и радует.

– Кир, а ты всегда возишь с собой столько еды?

Я обваливала в муке тушки окуньков и бросала их в кипящее масло. Сначала съедим всю мелкую рыбу, пусть крупная остается для особых случаев. Не знаю, правда, что можно считать особыми случаями в условиях бесконечного полета, кроме дней рождения, разумеется. Кир родился в июне по календарю Пальмиры.

Демидов, который с интересом следил за моими манипуляциями, кивнул.

– Здорово, конечно, особенно в данных обстоятельствах, но… зачем? – спросила я.

Кир помолчал и сказал:

– Голод в космосе. Я не переживу этого вновь. Со всем можно смириться, но самые примитивные неудовлетворенные желания – самые разрушительные. Я всегда вожу с собой много еды и воды.

– Ты не в первый раз теряешь поле?