Читать книгу - "Огнетушитель для дракона - Наталья Метелева"

Драконы всегда оплачивают долги. Это кодекс чести.

Я поковырялся в складках шкуры. Нет, не держим мы камней за пазухой. Зато есть у нас пара потайных мест в теле – рудиментарные жаберные щели, оставшиеся в наследство от морского периода драконьей жизни. Очень удобные врождённые карманы, даже с клапаном.

В одной щели теперь лежала дедова папка, карта и портрет отца. В другой – коллекция склонного к сентиментальности молодого дракона: первый зуб, косточка моей первой добычи, обломок скорлупы, из которой я вылупился, и прочая мелочь. У старых драконов уже личных карманов не хватает для хранения нажитого добра, вот они и привязываются к пещерам, не в силах бросить далеко не лучшую часть себя.

Вытащив пару невзрачных как стекляшки камней величиной с перепелиное яйцо, я протянул их Семёнычу.

– Это алмазы. Не огранённые. Хватит оплатить ущерб от нашей вечеринки?

Вася энергично мотнул бритой головой. Семёныч кивнул, посмотрел сквозь камень на солнце.

– Благодарствую, Гор. И одного на двоих с лихвой хватит.

– Второй – подарок на память, – вздохнул я.

Любому дракону тяжело расставаться с сокровенным. Если насильно расстаёшься – обидно, а добровольно – обидно вдвойне, потому как обижаешься ещё и на того, кто принял дар. Нет, чтоб благородно отказаться…

– А, может, лучше вместе в столицу подадимся? – предложил Семёныч. – Ресторацию сибирской кухни откроем…

– Не могу вместе. Опасно вам со мной быть.

– Да уж не опасней, чем с людьми.

– А здесь вас не будут преследовать?

– Теперь-то откупимся, не переживай. Мы твои должники, брат-инопланетянин. Ты нам жизнь спас. Мимо полетишь – заглядывай в гости. Адресок запиши.

– Я запомню.

– Как говорится, лучше тупой карандаш, чем острая память.

Семёныч назвал адрес, один алмаз спрятал в прореху на замызганном ватнике, второй отдал Васе.

– Прощай, Гор. Бог тебе в помощь, хоть ты и нехристь, и змей в придачу.

В душевном порыве он попытался братски меня обнять. В этот момент богатырь, хмуро стоявший поодаль, метнулся к Диме, обхватил сзади за плечи и приставил к виску кулак. Из кулака выглядывало что-то чёрненькое, вроде короткого елового сучка.

– Порешу твоего кореша, змей! Давай сюда всё!

– Ты что, Вася? – седой в изумлении всплеснул руками. – Не позорь человечество перед инопланетным гостем!

– Да какой он, нахрен, инопланетный? Змей поганый, недобитый. Слыхал я про таких в детстве. Мамка в книжках читала.

У Семёныча задрожали руки, и он сунул их в карманы ватника. Попытался вразумить обезумевшего:

– Отпусти парня, будь человеком.

– У его змеюки алмазов куры не клюют, а ты двум стекляшкам обрадовался, козёл старый. Пусть сокровища выкладывает, иначе заложника порешу!

– Не обижай побратима.

– А я с поганью не братался!

Студент пнул грабителя по ногам. Тот, левой рукой стиснув Димино горло до посинения, гаркнул:

– А ну, стоять! Пристрелю!

– А вот с тобой я так и не побратался, – с сожалением сказал Семёныч и вытащил руки из карманов. Дуло пистолета смотрело в лоб богатыря. – Шах и мат, Вася. Знаешь, что такое русский мат, дубинушка ты наша стоеросовая? Это когда младшие при старших умолкают.

Тут во мне и проснулись гены василиска.

Чешуя вздыбилась, мурашки пробежались по коже, породив устрашающий шорох, с каким трогается с места горная лавина. Горло странно завибрировало в резонанс.

– Тишше, тишшше, вссем ссстоять, – прошипел я жутким потусторонним голосом, испугавшим и меня самого.

Все обмерли живописной группой статуй. В том числе и я.

Неизвестно, сколько тысячелетий простояла бы эта скульптурная композиция, покрываясь песком, льдом, птичьим помётом и вырастая в размерах до величины сибирских «столбов», но железнодорожная насыпь тоже завибрировала.

С востока стремительно приближался поезд, пока ещё невидимый за рельефом местности, но ведь появится и споткнётся: богатырь с Димой стояли как раз между рельсами. Там же лежал мой хвост.

Гудение рельса передалось хвосту, разлилось по телу. И парализованные мены зашевелились, кровь заструилась по жилам, пробивая охватившее меня оцепенение, как вода ледяной панцирь.

Я ожил первым, подполз к неподвижному Васе, вынул пистолет из его кулака и сунул трофей в жаберную щель. Богатырь моргнул. Я шикнул, и он снова замер. Дима, так же осторожно вызволенный из богатырских объятий, еле дышал.

Стук колёс стал уже хорошо различим.

Второй лапой я подцепил Семёныча и взмыл в небо вместе с побратимами, на прощанье так шлёпнув хвостом по богатырской заднице, что её обладатель отлетел далеко в кусты.

Когда поезд вынырнул, рельсы были уже чистыми.

Я не стал проверять, рассыпался Вася в песок или растёкся лужей. Даже если выживет грабитель, осквернивший звание богатыря, ему придётся лечиться от зелёной горячки: память от такого удара вряд ли осталась непомятой.