Читать книгу - "Ведьма и тьма - Симона Вилар"

– А что же он с болгарами справиться не смог? – не удержалась Малфрида, которой надоело слушать похвалы императору. – Армию усилил, а тебя к Святославу за помощью послал. Или наш князь лучше его полководцев?

Калокир удивленно взглянул на нее. Надо же – женщина, а сразу уловила сложность дела.

– Тут не все так просто.

– А ты поясни.

Но зачем ей все это? А вот затем, что единственный человек, который ей небезразличен, в этом увяз, и она должна сама все понять. Она ведь и раньше знала, что болгары во всем Византии стремятся подражать, веру их приняли, обычаи, породнились правящими домами… Вот с этого, с женитьбы болгарского царя Петра на византийской царевне Ирине, и начал речь Калокир. Поведал, что для Болгарии это величайшая честь. Ирина была внучкой императора Романа Лакапина, и пока она оставалась царицей Болгарии, Петр не только во всем склонялся перед Византией, но и из года в год получал из Константинополя плату – как бы приданое супруги. Однако после ее кончины вопрос о выплате приданого больше не стоял. И дело не только в том, что Петр овдовел. Оказывается, все эти годы Болгария была обязана защищать владения империи от кочевников-венгров, то и дело нападавших на ее пределы с севера. Петр старался им противодействовать, отправлял отряды, однако в стычках с венграми гибло немало болгарских воинов, и это вызывало недовольство бояр. Они стояли на том, что незачем лить кровь своих воинов ради чужих интересов, и в итоге Петр согласился с ними: сговорился с предводителями венгров, что пропустит их отряды на Византию, если те не будут грабить его царство. И венгры стали пересекать владения царя, беспрепятственно преодолевая горные перевалы Хемы^[63], отделявшие Болгарию от владений Никифора Фоки, и так же беспрепятственно возвращались назад с добычей. И при этом царь Петр посмел прислать своих послов в Константинополь, когда пришло время выплаты положенной доли приданого почившей царицы.

– Это безмерно оскорбило Никифора, – продолжал Калокир, даже кулаки сжал в возмущении. – Ведь Петр, не выполнив своих обязательств, имел наглость требовать еще и плату! А помимо этого осмелился сватать одну из византийских царевен за своего сына! Вот тогда Никифор Фока, остававшийся в душе солдатом, не сдержался: забыв о своем императорском величии, вскочил с трона и отхлестал болгарских послов, назвав их дикарями, жрущими сырое мясо, а после выгнал вон. Болгары обещали поквитаться за оскорбление, но император не стал ждать, когда они соберут войска, и сам выступил в поход. Но тут на Византию обрушилась беда в лице извечных врагов империи – мусульман. Никифору пришлось развернуть армии, однако угроза со стороны болгар осталась. И тогда он решил просить помощи у Святослава, победителя Хазарии. Ведь наш базилевс давно следил за делами русского архонта и, оценив его как удачливого полководца, пожелал иметь союзником. Именно тогда Никифор и призвал меня. Я знал язык русов и их обычаи, но главное – я был его родственником, человеком, которого он уважал и которому доверял. Мне присвоили высокое звание патрикия, чтобы повысить ранг посольства, снабдили деньгами и…

– Дальше я знаю. Ты прибыл с золотом для Святослава и уговорил его спасти Византию от болгар. Любят же ваши хитрые ромеи чужими руками свои горести разгребать. Впрочем, если с другой стороны посмотреть, то… Святослав всегда любил войну, он бы не отказался снова обнажить меч. Но скажи на милость, неужели Никифор надеялся, что Святослав просто повоюет в Болгарии и, получив обещанную плату, повернет назад? Что-то я не припомню такой любви к злату у нашего князя.

И опять Калокир внимательно вгляделся в лицо возлюбленной, освещенное пламенем костра.

– Ты все верно понимаешь, умница моя. Кроме одного. Подумай: Святослав покорил столько государств, но ни одно из них не присоединил к Руси. Сколько земель он поднял на копье – магометан булгар, буртасов и мерян, саму Хазарию свалил, но не посадил там своих посадников, не объявил себя владыкой. Он приходит, завоевывает и возвращается с добычей. И зачем ему Болгария, такая далекая от его вотчины в Киеве?

– А если пришлась ему по душе Болгария? – осторожно спросила чародейка. – Думаешь, он только обещанных выплат от Никифора Фоки дожидался, пока строил град Переяславец в устье Дуная?

Повисла пауза, оба молчали, глядя друг на друга.

– Ты что-то знаешь? – спросил наконец Калокир.

Она знала то, что сказал ей Свенельд: Святослав хочет переместить центр своих владений на Дунай. Но Свенельд поведал Малфриде о планах князя только потому, что доверял ведьме, и она его не предаст, не скажет ромею о замыслах Святослава. И как бы ни был ей мил Калокир, все же Свенельд и Святослав для Малфриды больше, чем патрикий ромейский. Потому сказала иное:

– А не потому ли ты поспешил уговорить князя идти на болгар, что его дружины ходили уже у самого моря и могли ворваться в Таврику^[64] и подойти к Херсонесу византийскому, откуда ты родом? Вот ты и постарался отвадить пардуса от милого твоему сердцу града. Ну и заодно волю своего родича-базилевса выполнил.

Калокир невольно отшатнулся. Ох и проницательна! Вон как на все посмотрела. Однако ему не понравилось, что такие мысли приходят в ее хорошенькую головку. И о чем он думал, когда уговаривал князя идти на болгар, ей знать не следует. Ишь угадала! Истинная ведьма! Но то, что она не просто женщина, еще больше притягивало к ней патрикия. И он рад, что смог завладеть такой, как Малфрида.

Ромей вдруг быстро наклонился к ней и крепко поцеловал. Надо отвлечь ее от раздумий о державных делах, пока еще чего-нибудь не уразумела. И он знал, как это сделать.

– Идем со мной, госпожа моя!

Он увлек ее прочь от стана, прочь от костров, к дальним зарослям у реки, освещенным лунным сиянием. Пара его копейщиков следовала за ними на расстоянии, пока Калокир не велел им отстать. Пусть охраняют в сторонке, пока он наедине со своей ведьмой…

Ночь дышала сыростью, запахом трав, неподалеку плескалась река, на небе мерцали мириады звезд. Калокир с Малфридой целовались стоя, слышали свое срывающееся дыхание, гулкое биение сердец. Потом Калокир скинул накидку, лег, увлекая за собой чародейку. Ох, какая же она была! За свою жизнь красавец ромей имел немало женщин, но такой пылкой и чувственной, как эта, еще не встречал. Она с такой охотой откликалась на самую смелую ласку, такой дерзкой и бесстыдной была сама, что с ней он забывал самого себя, забывал все планы, весь мир ради того наслаждения, которое она дарила. Он упивался ее криками, ее горячим телом, ее свободой, ее отзывчивостью. Он словно проваливался с ней в звездные бездны, когда не оставалось ни сил, ни желаний, а только глубокий покой, когда душа и тело становятся легкими, как мечта.

Утомленные, полные изнеможения, они лежали в объятиях друг друга, глядя в раскинувшееся над ними небо. Падали звезды, на миг оставляя на темном бархате ночи ослепительный недолговечный след.