Читать книгу - "Путь между - Надежда Ожигина"

Налей вина, чтоб кубки не пустели,

— унылым голосом затянул бродяга, —

Чтоб стала речь правдива и остра!

Вино необходимо менестрелю,

Как топливо для пламени костра!

…И король почувствовал непреодолимое желание утопиться. Санди, видимо, сточив до корней все зубы, тихо застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Почтенное семейство поперхнулось недопитым вином, укоризненно поглядело на трактирщика и ринулось наверх, зажимая уши. Но, к великому удивлению короля, остальные примолкли и придвинули стулья, а хозяин, вместо того чтобы дать мерзавцу пинка, бросил в их сторону виноватый взгляд.

— О, — раздался чей-то гулкий шепот, — Эй-Эй наконец за лютню взялся!

Подвластны песне люди и стихии, —

надрывался меж тем певец, —

И этот Богом проклятый трактир.

Вино родит прекрасные стихи и

Отмывает запыленный мир.

…Король не понимал возникшего среди завсегдатаев оживления. Так мерзко ему не было даже в Лесу Астарха. Но он лишь заботливо убрал со стола острые предметы и выдрал вилку из скрюченных пальцев разъяренного шута…

И можно в мирный день пропеть балладу,

В которой войны, кровь и звон мечей.

А можно и под грохот канонады

Воспеть отраду солнечных лучей…

И там и там источник вдохновенья —

Вино, оно как орден иль медаль!

Так лажа растворится в исступленье,

А из него появится печаль.

Певец явно наслаждался производимым эффектом, в его глазах родилось чувство, похожее на предвкушение, он давил фальшью, он выводил убийственные для уха рулады. И короля озарило: бродяга, неизвестно за какие заслуги пущенный в приличный дом, ведет слушателей к какому-то одному ему понятному финалу…

Но если трезв певец, так тяжко слуху,

Что даже зубы начинают ныть!

И у кого тогда достанет духу

Ему хотя б наперсток не налить?!

И будет он плести такие враки,

Которых не слыхали на земле,

И приведет к трактирной шумной драке

Отсутствие бутылки на столе!

…И король с облегчением рассмеялся, жестом подзывая трактирщика.

— Терпение, Санди! — прошептал он судорожно сглатывающему шуту. — Наше спасение обойдется нам в маленькую серебряную монетку!

И станет ведьмой добрая принцесса,

А рыцарь будет трус, дурак, подлец!

Тиран смягчится. Ради интереса

Велит повесить короля — певец! —

старательно фальшивил хитрец, жадно наблюдая за передвижениями трактирщика:

Один глоток — и правда торжествует!

Другой глоток — принцесса спасена,

И рыцарь узурпатора мордует,

Певца казнят за дерзкие слова!

— Насколько я понял, — с улыбкой ответил король на любезный вопрос хозяина, — ваш певец не замолчит, если ему не заткнуть рот. Вот вам деньги, сударь. Покормите его, пожалуйста. И поставьте на стол кувшин посолиднее…

Вино хранит привычные законы, —

сразу растеряв половину фальшивых нот, пояснил публике оживившийся менестрель:

И истина действительно в вине!

Мотив и ритм, морали да каноны

Горят в похмельном адовом огне…

Трактирщик, пожалей хоть клиентуру! —

взвыл он, всем своим видом поторапливая хозяина, несущего большой кувшин:

Плесни вина, ведь лажа все сильней!

Вино необходимо трубадуру

Как воздух… Хорошо… Еще налей!

В последнем возгласе сквозило такое облегчение, что трактир затрясся от грохнувшего со всех сторон смеха, к которому присоединился и король. Хохотали, держась за бока, деревенские парни, один из подмастерьев скатился под стол, а сапожник сгоряча выплеснул на него свою недопитую кружку.

— Ай да Эй-Эй! — в полном восторге проорал один из парней. — Вот уж не думал, что кто-то опять клюнет на его удочку!

— Видать, совсем тяжко пришлось! С такого-то похмелья! Фальшивил так самозабвенно, что челюсти свело!

— Тише, саранча! — прикрикнул на них сапожник, опасливо поглядывая в сторону короля. — Прикройте свои варежки! Лучше жерновами работайте, пошевеливайтесь: спать пора!

— Да рано еще, дядька! Завтра он уйдет года на три, кого слушать будем?

Менестрель между тем обстоятельно поглощал содержимое кувшина, почти не притронувшись к трапезе. Съев маленький кусочек хлеба, он завязал в узелок куриную ножку, вареный картофель и пучок зеленого лука. Вместительный кожаный бурдюк принял в себя остатки недобродившего молодого вина. Бродяга вдумчиво продегустировал оставшуюся в кружке жидкость, кинул на короля повеселевший, разом обретший цепкость и озорство взгляд.

— Спасибо доброму хозяину, — привычно поклонился он трактирщику, вставая и довольно твердой походкой направляясь к королевскому столику.

Денхольм вовремя перехватил только теперь опомнившегося шута, заставляя сесть и поставить на место увесистую кружку.

— Вы спасли мне жизнь, господин, — очень серьезно заверил старик со странным именем Эй-Эй. — Я ваш должник. Простите за представление, но…

— Да ладно, — стараясь не дышать перегаром, достойным дыхания дракона, перебил король. — Было довольно весело. Пустое.

— Нет-нет, я должен отблагодарить вас за терпение и щедрость. Мир дочиста отмыл свои краски, я снова могу петь! Я буду петь для вас, господа!

— Опять? — взвыл Санди. — Угомони его, куманек! Объясни ему, что мой слух больше не в состоянии выносить тот вой, что он называет песней! Расскажи ему, что в гневе я страшен и что даже если меня будут судить за убийство, найдутся смягчающие обстоятельства!

Но менестрель, не слушая гневных воплей, встал посреди залы, снова подстраивая колки…

В дверь ввалилась шумная толпа, с ходу требуя реки вина и горы мяса: крупные плечистые парни, тискавшие крепко скроенных девок. И шут посмотрел на них с тихой надеждой… Но увидев певца посреди залы, парни захлопнули пасти и, чинно выдав хозяину горсть медяков, заняли места поближе. Кто-то кинулся прочь, громко созывая народ. Из кухни прибежала прислуга и застыла в дверном проеме… Полной тишиной встретил трактир звуки лютни, нежные и печально-торжественные. Невидящим взором окинул публику певец, прикрыл глаза, устремленные в неведомые прочим дали… И запел:

Залиты бледной луною поля,

Тянет туманом с болот…

Проклята Богом эта земля —

Так древняя песня поет.

Там кости белеют, чернеет гранит.

Там стертый веками замок стоит.

…Король окаменел…