Читать книгу - "Драконы Вавилона - Майкл Суэнвик"

— Странное какое-то место, — заметила Эсме. — А что здесь вобще такое?

— Сейчас, бабуленька, мы проезжаем мусорную свалку «Цепкая трясина». Это крупнейшее в мире искусственное сооружение. Оседлав птицу Рух, ты могла бы ее увидеть из космоса. — Нат благодушно откинулся на спинку сиденья. — Ну что, раз уж все мы теперь одно счастливое семейство, я предлагаю скоротать время, рассказывая всякие истории. О себе самих и о том, откуда мы пришли.

— Лично я пока что ни на что еще не согласился.

— Да ты не спеши, подожди, пока услышишь мою историю. Она непременно тебя убедит.

— Хорошо, — кивнул Вилл. — Я весь внимание.

Я был когда-то вавилонским джентльменом (начал Нат), отнюдь не тем отъявленным негодяем, какого вы видите перед собой в настоящий момент. Я ел из серебряного корыта, ковыряясь в зубах золотой вилкой. Если вдруг посреди ночи мне требовалось помочиться, два лакея приносили ночную вазу, а третий держал мой член и стряхивал потом капли. Для такого, как я, человека, всей душой болевшего за народ, это была не жизнь, а сплошная мука. А потому в один прекрасный момент, когда никого рядом не было, я вылез в окно и сбежал.

Вы, имевшие счастье родиться в небогатых семьях, и представить себе не можете моих тогдашних ощущений. Улицы были пестрым калейдоскопом пешеходов, и я был одним из них, движущейся крупинкой цвета, не лучше и не хуже всех остальных и, о блаженство, никем не замечаемой. Я был пьян от накативших чувств. Мои руки то и дело взмывали в воздух, как птицы. Мои глаза танцевали от предмета к предмету, завороженные всем, что они видели.

Это была сказка, настоящая сказка.

Когда мне надоело идти все по одной и той же улице, я свернул за первый попавшийся угол и по слепой случайности оказался на станции, где и сел на местный до нижнего уровня. Теперь более целеустремленно я доехал на рикше до городской черты и вышел наружу.

Как раз в эти дни к Вавилону пришел табор бродячих фейри, и они раскинули за Вратами из Слоновой Кости гоблинскую ярмарку. Лоточники торговали шиш-кебабом и сахарной ватой, футболками и кашемировыми шалями, талисманами гри-гри и заколдованными мечами, ручными сороками и свечами для ночной службы Высвобождения Быстрой Удачи, целлулоидными куклами и кожаными, ручной работы фигурками верблюдов в сбруе с блестками, выполненными в масштабе один к шести. Музыканты, игравшие на шаранго, наполняли воздух сладостными мелодиями. Я был счастлив как никогда.

— Эй, говнюк! Это я тебе, жопа с ушами! Слушай, когда к тебе обращается дама!

Я недоуменно оглянулся.

— Смотри сюда, мыслитель.

Голос доносился из балагана с ярко размалеванной вывеской «А ну-ка! Подшиби лису!». В клетке, установленной на возвышении, в самом конце длинной брезентовой выгородки лежала, аккуратно подобрав под себя передние лапы и вывесив наружу влажный черный язык, обыкновенная рыжая лисица, лежала и нагло мне ухмылялась. Заметив, что я на нее смотрю, лисица вскочила на ноги и начала бегать из конца в конец клетки, непрерывно при этом болтая:

— Педрила! Засранец! И жена твоя зассыха! Говноед! Член у тебя вялый, как вареная макаронина, и ты бросаешь камни как девчонка!

— Три за доллар, — сказал фоллет-балаганщик, державший в руке бейсбольный мячик. Затем, приняв мое смятение за скепсис, добавил: — Все по-честному, мсье, — и легонько швырнул мячик в клетку; лисица ловко увернулась, затем носом протолкнула мячик между прутьев клетки, и он упал на землю, — Попадите в лису и получите приз.

Позднее я узнал, что тут была некая хитрость. Хотя с виду казалось, что все прутья стоят на равном друг от друга расстоянии, один из промежутков был сделан чуть пошире — как раз таким, что проходил бейсбольный мяч. Лисице только и нужно было, что избегать этого места, и тогда ей ничто не угрожало. Но даже не зная, что игра эта жульническая, я не хотел в нее играть, меня переполняла нерассуждающая любовь ко всем и ко всему. А уж в такой-то день мне было и совсем невыносимо видеть такое же, как я, живое существо сидящим в заточении.

— Сколько стоит лисица?

— Сет импосибль[25], - ответил фоллет. — Да она вам, сэр, и ни к чему, слишком уж ругается. Но я уже достал бумажник:

— Берите все, что там есть.

Глаза фоллета стали большими, как суповые тарелки, и по этому признаку я догадался, что несколько переплатил. Но с другой стороны, рассудил я здраво, в саквояже, прихваченном мною из дома, лежит и столько, и два раза по столько, и много, много раз по столько.

После того как фоллет открыл дверцу клетки и торопливо слинял, лисица преклонила у моих ног колени.

— Я, господин, говорила все это просто так, ничего такого в виду не имея, — пропела она сладеньким голосом. — Это была просто такая, ну, знаете, пустая болтовня. Теперь же, когда вы мой хозяин, я буду служить вам правдой и совестью. Прикажите, и я подчинюсь. Я посвящу всю свою жизнь вашему благу, если только вы мне это позволите.

Чтобы снять с лисицы рабский ошейник, мне нужны были свободные руки, и я поставил саквояж на землю.

— Мне не нужно твое подчинение, — проворчал я. — Делай что хочешь, ни в чем мне не подчиняйся и думать не думай ни о каком моем, прокляни его боги, так называемом благе. Отныне ты свободна.

— Ты шутишь! — воскликнула фраппированная лисица.

— Очень даже не шучу. А потому, если ты…

— Всеблагая Мать Всех Зверей! — сдавленно выдохнула лисица, выпучив глаза на что-то, появившееся за моею спиной. — Осторожно!

Я крутнулся волчком, но за спиной не было ничего, кроме все тех же балаганов и ярмарочных зевак. Полный недоумения, я снова повернулся к лисице — но она уже исчезла.

И к тому же увела мой саквояж.

Так мне поневоле пришлось познать, каков вкус у свободы, когда у тебя в кармане нет ни гроша. С равной горечью проклиная и подлую лисицу, и свое собственное легковерие, я покинул гоблинскую ярмарку. Незаметно для себя я оказался на берегу Тихона. Там я перекинулся словом-другим с лодочником, и тот в результате отвез меня на пристань и посадил на буксир, капитаном которого был его хороший знакомый. Буксир уже подцепил баржу с мусором, чтобы тащить ее вверх по реке к «Цепкой трясине».

Как тут же выяснилось, мусорная свалка была отнюдь не тем местом, где стоило сходить на берег. Тут было множество дорог, ведущих в глубь заваленной хламом пустыни, но ни одной, которая шла бы вдоль берега, вверх по течению, куда я, собственно, и хотел направиться. А уж запах! Неописуемо.

Рядом с пристанью, в тени крутой огромной мусорной горы прилепилась маленькая горстка зданий. Это были по большей части гаражи для самосвалов-мусоровозов, но я заметил и несколько полукруглых металлических ангаров, приспособленных, надо думать, под ремонтные мастерские и склады, а также несколько нормальных, приличных когда-то домов, окна которых были наглухо заложены кирпичами. В этих домах размещались конторы и все тому подобное, а один из них, над которым нервно мигала и потрескивала полудохлая неоновая вывеска «Бриг-о-дум», отдали под бар. Рядом с баром стоял переполненный мусорный бак, выглядевший немного диковато, посреди свалки-то.