Читать книгу - "Командир - Владимир Поселягин"

— Стой! — заорал я, быстро поворачивая башню в ту сторону.

— Истомин, осколочный!

— Товарищ капитан, в стволе бронебойный!

— Ах ты, черт! — крикнул я, нажимая на педаль пуска.

Болванка безрезультативно зарылась в землю между двух пушек, осыпав расчеты землей. Истомин забил осколочный снаряд. Его я послал под звонкие оглушающие удары по броне, расчеты все-таки открыли огонь. Судя по всему, били разрывными, не бронебойными. Снаряд разорвался примерно там же, где и первый, только результат был другой. Обе пушки замолчали, послав еще три осколочных снаряда, полностью подавили батарею. Просветление сверху показалось мне подозрительным; подняв голову, увидел исковерканную командирскую башенку. Теперь через нее машину было не покинуть. Люк заклинило. Не знаю, как теперь «тридцатьчетверка» выглядит со стороны, но, похоже, мы отделались легко.

— Давай вперед, на полном газу! — приказал старшине.

— Истомин, боезапас?

Заряжающий поднял голову и ответил:

— Семнадцать бронебойных, четыре осколочных и три диска для пулемета, товарищ капитан.

— Понятно. Пока не заряжай ничего. Там видно будет.

— Товарищ капитан, куда дальше? Тут огороды начались, — влез в разговор старшина.

— Давай я показывать буду. — Высунув голову в полуповрежденную башенку, стал смотреть в исковерканные смотровые щели. — Давай левее, через огород той хаты.

«Тридцатьчетверка», ревя и пугая живность, промчалась по огороду, давя картошку, и выскочила во двор. Снеся ворота и задев столб, вылетела на улицу, заставленную машинами и другой техникой.

— Давай, старшина, действуй! — приказал я.

Дав полный газ, Суриков налетел на ближайший грузовик с кунгом, полностью утыканный антеннами. Со скрежетом грузовик исчез под танком. Я почти не участвовал в дальнейшем, только внимательно наблюдал за обстановкой вокруг, пока старшина развлекался. Проскочив до конца улицы, мы развернулись и, набирая скорость, помчались обратно, тараня технику с другой стороны улицы. Увидев подбегавших слева двух солдат со связками гранат в руках, я немного довернул башню и короткой очередью успел срезать одного. Второй пытался убежать, но получив в спину вторую очередь, свалился в пыль. Разрывы гранат, оставшихся у первого убитого солдата в руках, я уже не видел. По моим расчетам, мы уничтожили уже более тридцати автомашин и мотоциклов. Село было довольно большое, встречались даже трехэтажные здания. И вот когда мы опять вылетели на площадь, на одной из машин у нас лопнула гусеница. Множество таранов не прошло даром. Размотав ее до конца и крутанувшись вокруг оси на голых катках, старшина заглушил двигатель и громко сказал:

— Все! Приехали!

В ответ я быстро приказал:

— Суриков, Молчунов, покинуть танк с личным оружием. Ребята, попробуйте захватить целую машину, мы с Истоминым вас прикроем, пока немцы не пришли в себя.

Старшина с радистом со всей возможной скоростью покинули танк через нижний аварийный люк. И броском, под свист пуль, преодолели расстояние до штабного бронетранспортера, стоявшего недалеко.

— Бронебойный! — крикнул я Истомину. И, наведя на появившийся из-за крайнего дома бронетранспортер с зенитным пулеметом, выстрелил.

— Осколочные! Все! Подряд! — От стрельбы мы были оглохшие, поэтому приходилось кричать, чтобы быть услышанным.

Посылая снаряд за снарядом в уцелевшие штабные машины, я вызвал пожар на одной из них. После чего, развернув башню, открыл огонь из пулемета по мелькавшим между техникой солдатам противника. Вдруг один из грузовиков с натянутым на кузов тентом отлетел в сторону, и предо мной оказался немецкий танк со своей короткой пушкой.

— Бронебойный! — тут же заорал я, чуть повернув башню, благо она была повернута в нужную сторону.

Мой выстрел был первый, немец не успел довернуть пушку в нашу сторону, что и решило исход схватки. От удара болванки почти в упор башня «тройки» сползла на корму, а потом свалилась на землю. Продолжая поливать немецкую пехоту из пулемета, я приказал Истомину готовиться к эвакуации из машины, вместе с раненым.

— Понял, командир. В стволе бронебойный.

— Знаю. Всем покинуть машину!

Справа от танка тихо урчал на малых оборотах подогнанный Сурковым бронетранспортер. Выпустив по немцам последний диск и выстрелив болванкой по двигателю стоящей без башни тройки, я быстро покинул машину через нижний люк и, стреляя из автомата по пехотинцам, запрыгнул через боковую дверцу внутрь бронетранспортера. Истомин вместе с раненым Осокиным уже находились там. Не дожидаясь пока я закрою дверцу, Суриков, дав газу, рванул вперед. Рыча и подпрыгивая на кочках и ямах, бронетранспортер мчался на максимальной скорости к выезду из села. Посмотрев на перекошенное от боли лицо Осокина, — тряска не так полезна для раненых, как мягкая койка, — я, высунувшись над бортом, открыл огонь по мелькавшим тут и там немцам.

Вдруг Суриков заорал:

— А-а-а! Су…и! — После чего под нашей машиной раздался взрыв, и бронетранспортер перевернулся.

Меня выкинуло из кузова. Так и не выпустив автомат, я, оглушенный, перекувыркнулся через голову, распластавшись на земле, и попытался справиться с головокружением. Наставив автомат на мелькавшие перед глазами человеческие фигурки, открыл огонь. Автомат, выдав короткую очередь на три патрона, заткнулся. Я потянулся за последним магазином, чтобы перезарядить оружие, но кто-то выбил его у меня. Последнее, что помню — опускавшийся на лицо окованный металлом приклад немецкого карабина.

Пробуждение было тяжелым. С трудом смог открыть только один склеенный чем-то глаз, после чего посмотрел вверх. Судя по всему, я лежал на спине в каком-то сарае, перед глазами были балка и стропила, обшитые досками. Чувствовал я себя весьма хреново, как и любой человек, получивший контузию. Попытка глубоко вздохнуть привела к тому, что я закашлялся и после щелчка в голове вдруг стал слышать звуки. Справа раздалось шуршание соломы, и я понял, что сам лежу на ней. Перед глазами показалась голова Молчунова, перевязанная разорванной нижней рубахой.

— Товарищ капитан, вы очнулись! — Он попытался улыбнуться разбитыми губами. Два синяка под глазами симметрично располагались на его избитом лице.

— Помоги подняться, — прохрипел я пересохшим ртом.

Подхватив меня под мышки, Молчунов с трудом помог мне усесться, привалив спиной к стенке сарая. Дотронувшись до головы, я понял, что у меня такая же повязка, как и у радиста. Видимо, удар прикладом не прошел даром.

— Дывы, Фома Ильич, командыр проснулысь.

— Ну и что, Мыкола? Все равно немцы нас за комуняк принимают, несмотря на добровольную сдачу… — Справа сидели двое в форме красноармейцев и криво улыбались, глядя на меня.

Посмотрев на радиста, я спросил:

— Что за чмошники?

— Кто, товарищ капитан? Извините, не понял!