Читать книгу - "Командор Петра Великого - Алексей Волков"

Но только что означает услышанное? Как мы установили общими усилиями, бунт стрельцов должен был произойти через год. В реальности к тому времени московских стрелецких полков уже не будет. Следовательно, не будет и бунта.

Не должно быть, но что-то назревало. Если я еще способен хоть что-то соображать. Или это в очередной раз выпускается пар? У русского человека в крови ругать начальство, без различия государственного строя и века на дворе. Но это не значит, что каждый раз наружу выбирается призрак баррикад!

Попавшийся на пути кабак манил, словно оазис в пустыне. Не предстоящей выпивкой – возможностью хоть на время исчезнуть с улицы и перестать ощущать на себе враждебные взгляды. Пить я как раз не хотел. Жарко же, черт побери!

Внутри было почти пусто. Лишь сидела в дальнем уголке пара солдат, не очень-то молодых, неряшливо одетых, ничем не напоминающих подтянутых егерей, преображенцев, бутырцев. Да чуть ближе – трое не то мастеровых, не то мелких купцов. Короче, людей штатских.

– Квасу, – объявил я выросшему передо мной целовальнику.

Он явно разочаровался заказом. Вот штоф бы при соответствующей закуске – дело другое. Тогда каждый начнет тебя уважать. Даже когда мордой в этой закуске заснешь. Притом уважение отнюдь не помешает при случае стибрить кошелек.

Шиковать я не стал. Не стоит казаться богатым, когда вокруг полно бедных. Вводить во искушение малых сих, потом самому жалеть об этом.

Так, заплатить чуть больше, чтобы целовальник из благодарности и в надежде на повторные чаевые был поразговорчивее.

– Послушай, что происходит в городе? Стрельцы повсюду разгуливают. Многие при оружии. – Сабли-то у стрельцов были при себе почти всегда, но тут большинство держало в руках знаменитые бердыши да пищали.

– Бузят потихоньку, – коротко отозвался целовальник.

Я налил себе из жбана полную ендову и залпом осушил ее до дна. Все-таки настоящий квас – великая вещь! В отличие от пива, он не расслабляет, не туманит мозги. Зато жажду утоляет похлеще любого из напитков. А уж перепробовал я напитков немало.

Я положил перед целовальником еще одну монету.

– Чем недовольны-то? Я слышал, их вообще распустить хотят. Или им служба нравится?

Монета исчезла со стола, а целовальник заметно подобрел:

– Какое «нравится»? Вот ежели как раньше, в Москве… Промыслы, месяц в году послужишь… Но и положение терять не хочется. Тут сразу податей столько будет – волком взвоешь. – Целовальник явно не знал, как ко мне обращаться.

Военным я явно не был. Но и на простого купца не тянул. Одет был в немецкое (точнее, французское) платье, при шпаге. Разве что под камзолом укрывал пару пистолетов. Но их целовальник видеть не мог.

– Пусть идут в новые полки. Там жалованье вроде даже больше. Нельзя же все сразу…

– Вчера бумага пришла, – наклонился к моему уху целовальник. – Все стрелецкие полки из Азова направляют к литовской границе. Польского короля поддерживать.

Я едва не выругался. Они там совсем охренели?! Решили же раскассировать, так чего теперь?

Справедливости ради, с набором солдатских полков по извечной привычке здорово проваландались, и только сейчас дело едва стронулось с места. Добавить время на учебу и прочее – получается, что кроме пяти знаменитых полков, включая Кабановский, выставить в поле некого.

– А роспуск? – вопрос был глуп, и я сам знал это.

– Задержали. Мол, сослужите последнюю службу и тогда идите на все четыре стороны.

А служба та может длиться и полгода, и целый год. Да еще лето потихоньку подходит к концу, и приказ отправляться невесть куда и месить в этом «где-то» грязь энтузиазма не вызывает.

Только кто когда спрашивал солдат, хотят они или нет? Даже мне подобная постановка вопроса кажется глупой.

– Так пойдут или нет? – Я выложил еще одну монету.

– Кто ж знает? Ходят, спорят, ругаются. – Целовальник вновь наклонился к моему уху и произнес совсем уж тихо, на самой грани слышимости: – Они бы, может, что и задумали, но тут солдат полно. Опять-таки поместная конница.

Гарнизонным солдатам со стрельцами не по пути. Привилегий у них нет, терять нечего. Приобрести тоже ничего не дадут. Служба тяжелая, но для бунта повод нужен. И желательно – лидер. Лидера нет, а защищать стрельцов солдаты не станут.

Насколько помню разговоры Кабанова, стрельцов в Азове меньше, чем солдат. Поэтому, может, обойдется.

Предупредить местного воеводу? Он без меня должен знать, что творится в крепости. Не настолько она велика. Вот Командор по соседству может ничего не знать.

Хотя что он тут сделает? Или угаснет само, или полыхнет так, что полетят потом глупые стрелецкие головы.

Мои высокогуманные соображения пропали намного быстрее, чем появились. Едва в кабак ввалилась целая компания в стрелецких кафтанах. Не люблю никчемные конфликты с откровенными хамами.

Не оскорбляю – придерживаюсь истины. Точно такими же хамами могут быть вельможи. Доза спиртного, сознание, что все позволено, да желание бить-ломать.

Сразу заметно стушевались купцы-мастеровые, постарались стать незаметными солдаты, умолк целовальник и даже вроде как-то сжался, уменьшился ростом и габаритами.

Ему-то что? Каждый клиент – прибыль. А компания всегда закажет больше, чем одиночка. Радоваться должен. Или относиться спокойно. Пора бы привыкнуть к любым буянам на такой работе. Но тут чувствовалось, что буйство может перехлестнуть через край и обрушиться на любого, кто окажется рядом.

– Вина! – гаркнул широкоплечий немолодой стрелец с растрепанной бородой и перебитым носом.

Вся компания, человек под дюжину, с шумом и гомоном расселась у двух стоявших рядышком столов.

Целовальник едва не бегом приволок здоровенную посудину с водкой, которую тут частенько называли хлебным вином.

– Закуски принеси. Там, хлеба, капусты, – пока разливали, поморщился стрелец с перебитым носом.

– Пожрать чего-нибудь, – вставил другой.

Порой тон гораздо важнее слов. Слова были обыденными, зато интонации откровенно вызывающими. Компании явно не хватало объекта для приложения злобы, которая бушевала в их душах.

Мне оставалось спокойно уйти. Страха я не испытывал. Насмотрелся на всевозможные хамоватые компании и в прежнем времени, и в нынешнем. Но пустой конфликт явно ни к чему. Как и излишнее привлечение внимания к собственной персоне. Тут словно с собаками – облают, а много ли чести быть облаянным?

Поспешный уход мог вызвать обратную реакцию со стороны стрельцов. Поэтому в их сторону я не смотрел, спокойно допивал квас и лишь потом собирался покинуть помещение.

– Тащи все сюда! А вон энтот заплатит! – донесся до меня излишне громкий перевозбужденный от собственного хамства голос.