Читать книгу - "Леннар. Псевдоним бога - Антон Краснов"

Конечно же никто из его собутыльников не мог и помыслить, кто делит с ними стол и кубок. Да, власть Храма пошатнулась, да, авторитет великого ордена Ревнителей был уже не тот, — но все равно даже самый дерзкий и бесстрашный проходимец из числа постоянных посетителей кабака «Пятиногий паук» не посмел бы говорить в присутствии действительного члена Конклава Храма все то, что произносилось за столом самым бессовестным образом:

— А толстяк-то перепил бы самого отпетого Ревнителя, а ведь они по вину гора-а-азды! Ишь хлещет!

— Да, в Горне пьяницам хорошо. Вот говорят, что Обращенным пить запрещено. Леннар их пестует, что поди ж ты!..

— У меня один дружок бывал в землях, где сейчас хозяйничают люди Самого! — Так многие, предпочитая не называть вождя Обращенных напрямую, дабы не влететь в какую-нибудь историю, именовали Леннара. — Говорит, все это ерунда, что положен запрет на выпивку и девочек. Я слышал, что и сам их хозяин не прочь устроить доброе застолье и пригласить на него потаскушек послаще. Недаром он королеву Арламдора умыкнул… Губа у него не дура!..

— А эта… которую пробудили ланкарнакские жрецы… говорят, тоже красотка еще та!.. Я бы точно не отказался, — проговорил длинный и тощий парень с багровыми пятнами, раскиданными по всей его зверообразной морде.

За столом раздался гогот:

— Ишь ты! Как его повело!.. Саму Аллианн пожелал! С твоей-то рожей, как будто глистов наелся!.. Смотри, тебе даже кабацкая шлюха только по двойной ставке Дает, а он замахнулся на живую богиню!

— Да какая она богиня! — пробурчал длинный. — Это все подстроили жрецы, чтобы дурить головы нашему брату! Не удивлюсь, что и этот Леннар у них на содержании в роли этакого страшилища, чтобы было кем пугать народ!

— Ну загнул! Ай да Гулл, до чего красноречив! Наверное, слава блаженного прорицателя Грендама не дает покоя!

Брат Гаар шумно завздыхал у стены, завозился, путаясь в широких рукавах своей накидки, а потом выговорил неверным голосом, заплетаясь в словах и время от времени впуская в свою речь что-то вроде блеяния:

— Я… мне приходилось быть в Ланкарнаке, и я видел… видел эту… так называемую… Аллианн! Она… она состоит в связи с Леннаром… и потому не может быть… не может быть!..

Не доведя фразы до логического завершения, брат Гаар с силой врезал пухлым кулаком по столу и попал по краю грязной плошки, в которой в мутном бульоне плавали несколько шматков сероватого мяса. Посудина опрокинулась и на манер катапульты влепила все свое содержимое прямо в рожу длинному Гуллу, который, как несложно понять из написанного выше, и до того не был красавцем. Никто не обратил внимания на этот забавный инцидент, а брат Гаар, с пеной на губах и с фанатическим блеском в мутнеющих глазах, продолжал:

— Находятся уже мерзавцы и негодяи, которые говорят, что лучше пусть будет Леннар, чем в-в… возьмут власть эти неистовые еретики — сардонары, предводительствуемые Грендамом и рыжим Акилом! Нет! Хоть Храм и объявил… что сардонары суть еретики… н-но лучше пусть их, сардонаров Грендама, бесноватая проповедь, чем лживые россказни и кровавая суть… Леннара, подлой отрыжки Илдыза!!!

— Ну все… — протянул кто-то из угла и упал под стол. — Ну все, — продолжал этот достойный оратор уже из-под стола, — толстяк завелся. Поехало… Леннар, еретики… Теперь будет трепаться до тех пор, пока кто-нибудь не вызовет стражников. Интересно, почему тебя каждый раз отпускают? М-может, ты на самом деле — осведомитель братьев-Ревнителей?

Гаар наклонился и вытащил оппонента из-под стола.

— Что? — выдохнул он тому в лицо. — Ты… что-то?.. А если я!..

Тут открылась дверь, и в душный зальчик кабака ввалился высокий, до бровей закутанный в широчайший и в нескольких местах порванный плащ человек. На боку расплывалось бесформенное темное пятно, происхождение которого легко угадывалось… Конечно, кровь. Кто-то доброжелательный протянул ногу в проход между столиками. Вот через эту-то ногу и навернулся человек, завернутый в плащ.

— Бу!.. — успел выкрикнуть он и тотчас же, поперхнувшись собственным восклицанием, нырнул в темное зловонное жерло прохода. Он проехался по полу нижней губой и носом и врезался в ножку столика. За упавшим тянулся по полу прерывистый кровавый след.

Грянул хохот. Более всех веселилась компания, в рядах которой блистал остроумием тот шутник, кто и подставил ногу человеку в плаще.

— Бу… Бунт в городе… — тихо произнес он, еще лежа на полу. — Меня ищут… Зря смеетесь, болваны…

Проговорив это, он поднялся на ноги и вдруг вскинул вверх обе руки; скрестив их перед своим лицом, растопырил обе пятерни. Половина присутствующих при этом странном поведении вновь пришедшего вдруг странно примолкла, рассаживаясь поближе к стенам и вжимаясь в холодный, грубо тесанный серый камень, кое-где покрытый лепной штукатуркой. Прочие же продолжали как ни в чем не бывало опрокидывать чашу за чашей, гоготать и колотить по столу попеременно то одной, то Двумя руками, играя таким шумным манером в популярную здесь трактирную игру «кубарь». Человек, завернутый в плащ, медленно приблизился к столику, за которым сидел его обидчик. Он двигался как тень, бесшумно и безлико, да и несложно сделать это в диком гомоне кабака на окраине великого Горна… Он возник у искомого столика точно за спиной веселящегося шутника, молодого жилистого парня с широким простоватым лицом и близко посаженными к переносице узенькими глазками, в которых искорками прыгал пьяный смех. Он стоял там, за спиной, закутанный в полутьму, до тех пор, пока кто-то из сидящих за столиком не заметил его и не подал знак, и тогда один за другим пьянчуги стали поворачивать к подошедшему свои лица, подсвеченные выражением смутного любопытства. Стал поворачиваться и тот парень, за чьей спиной находился пришелец, объявивший о бунте в городе. Впрочем, он не преуспел в своем начинании… Взлетел широкий рукав плаща, выметнулось из него что-то блестящее, острое и завораживающее в своей молниеносности, и в следующее мгновение этот кинжал вошел в горло шутника. Брызнула кровь, ее тяжелые капли попали на стол, на лица сотрапезников, в чаши и в блюда с едой. Одно резкое движение, и горло было разрезано от уха до уха, и крик, который попытался было издать убиваемый, превратился в бессильное сдавленное шипение воздуха, выходящего из перерезанной трахеи… Отбросив обагренный кровью кинжал прямо в кого-то из сидящих за столиком, человек в плаще высвободил из рукавов мощные руки, поросшие густым белесым волосом, и, вогнав сомкнутые пальцы в края зияющей раны, раздвинул окровавленную плоть так, что показалось, будто на горле несчастного разверзся второй, темный и жадно захлебывающийся кровью, огромный рот. Кто-то завопил от ужаса, и тогда человек в плаще, нагнувшись, приник ртом к ране и несколько раз шумно заглотал кровь… Потом он резко выпрямился и, откинув капюшон плаща, показал всем свое лицо. Красивое, с точеными чертами лицо, которое не портили даже мощные надбровные дуги, нависающие над темными глазами. При виде этого лица среди тех, кто вжимался в стены с того момента, как пришелец скрестил руки, подавая опознавательный знак, — скользнули, разбегаясь, шепотки: