Читать книгу - "Великое Нечто - Дмитрий Емец"

Не желая обижать отца, я сказал, что, безусловно, эти очень интересный и редкий памятник, и очень хорошо, что он появился в его коллекции.

— Ты ничего не понял, осел! — раздраженно сказал отец, вырывая у меня книгу. — Думаешь, для меня так важно, сколько мешков пшена украл Гаврила четыреста лет назад или отчего сдох сивый мерин?

Я удивленно посмотрел на него и что-то пробормотал.

— Это все твоя дурацкая привычка торопиться! — продолжал отец. — Просмотрел первые несколько страниц и думаешь, что уже знаешь рукопись? Да знаешь ли ты, что одна книга могла несколько раз переплетаться с урезанием полей, а на одном пергаменте могли писать до десяти раз, выскабливая старый текст?

Разумеется, я это знал, и если и пролистал рукопись поспешно, то только потому, что у меня не было времени изучить ее более внимательно. Наконец отец прекратил меня отчитывать. Он сел за стол и, открыв Сысоевскую летопись на одной из границ, поманил меня к себе:

— Может, со временем и ты чему-то научишься. А теперь посмотри сюда. Признаться, я и сам обнаружил лишь случайно.

Оказалось, примерно в середину Сысоевского списка при повторном переплете попал другой лист пергамента, отличавшийся от остальных более качественной выделкой и иной, искусной, манерой письма. Мы так и не сумели выяснить, оказался ли этот лист в хозяйственных записях случайно или в этом был умысел монаха-переплетчика. Во всяком случае, из предыдущего содержания списка этот текст никак не вытекал.

К сожалению, Сысоевская летопись утрачена навсегда. Отец сжег ее незадолго до смерти, как сам после говорил, в помрачении рассудка. Теперь я берусь воспроизвести обнаруженный в летописи текст лишь по памяти, приблизительно и без соблюдения первоначального стиля. Только в одном могу поручиться: место я указал точно. Я нашел его подробное описание в записной книжке отца, которое он сделал за день до смерти.

«Боярин Тихон благодетеле наша Кот-Мышелов Ондрейко прикащик Лупко Кротов кречатий помытчик Дружина Барсук псарь и ямской охотник да Дылда Иванов холоп твой пришли ко мене и челом тебе бьють великие беды происходят в вотчине твоея лихорадка и злоба бесовская всех обуяша кольями каменьями друг друга бьют стрелами стреляють прикащик Ондрейка жалится главу ему разбили едва ясив ушел а тебе верен холоп твой Дорофейка разбойник кузнецов сын зарезати грозиша хлеба неубраны скот мычаша а народышка совсем обезумел схорон ищут с каменьями драгоценными и златом а какой схорон наваждение одно а все Данилко Кривой подпасок он указка хотели схватить яго дабы народ не мутил да мужики не дали главу прикащику Ондрейке разбили а Дылде Иванову рубаху новую разорваша Стрет повар твой сказывал Данилка свечение в небе видеша всех прелестей бесовских прелестней и разбойники неведоми богатым оружьем обвешани и на конях страшних пламень и дым изрыгавших сундук драгоценный червона злата сокровищами полон у ручья схоронили а он Данилка лгун старый в лесу притаишася и подсмотре выглянути не смеша боялся убьють а собака разбойничья приметила его и лаяти зачала те за ним погналися да он убег ибо все тропы в лесу ему ведомы лгуну старому чтоб язык у него отсох мужикам в деревне про клад раскозаша те колья похватали и в лес бегом где сундук схоронен да видать заговорен схорон ищут а найти мочи нет не даеца Думали старый хрыч лжу им сказал бить его зачали а тут в траве у Чернаго камня Кузька кольцо нашел неведомо драгоценно холопи все с ума посходили и зачали схорони скати по сей день и ищут чаяли по конским следам найти да дождь пошел неведомий да все следы и смыша кольцесие тебе посылаемо прииди боярине Тихоне холопов усмири а нас верных слуг твоих награди а Дружина Барсук сказывает псы твои вовмя воють почему неведомо ибо кормлены и в здравии токмо Догоняю прошлого месяца Дерзай до смерти горло передраша грамотку сию иисаша монах смиренный Анифим за то пометки кожани ему обещании а посылаема письмо с Баженом Есиным слугой твоим и Дружиной Барсуком еще и Дылда Иванов с ними идох сельцо Вороний Градец что под Псковом».

Чуть ниже этой отосланной грамотки, которую монах смиренный Анфим, книжную премудрость ведающий, на всякий случай скопировал и для себя, была приписка, сделанная, судя по всему, несколькими месяцами позже:

«Боярине Тихоне с сыновьми приходиша схорон искати да по ту пору и помре смертию страшной псы его загрызоша а почему неведомо ибо знаша его велми хорошо сказывали токмо в карманах у мртва боярина поутру золото нашли и жемчуг несметный а на пальце кольцо неведомо не то что прежде ему посылаша а ино схорон же искаша и не нашедша место же сие языческо и проклято».

— Что ты об этом думаешь? — спросил отец, когда я закончил чтение.

— Очередная легенда о проклятом кладе. Ты же их знаешь, они все построены по одной схеме: место всегда известно, но когда клад пытаются откопать, он или уходит в землю, или превращается в черепки, или забывают взять папоротник, или не знают нужного заклинания, или клад открывается только раз в году. Кажется, Миних даже пытался обобщить легенды о кладах, да потом бросил.

— Вот как? Думаешь, я этого не знаю? — нетерпеливо прервал меня отец. — Я весь месяц изучал старые сказания о кладах, и ни одно из них не имеет с нашим ничего общего. Там все размыто, неопределенно, явно надумано, и с опорой на слухи: «один старик», «какой-то купец». Описание клада тоже непонятное: то ли горшок с серебром, то ли сто возов золота. И всякие пустые указания, с какой стороны к кладу подойти и что прошептать, чтобы он не превратился в труху. С Сысоевской рукописью все иначе: здесь сведения даны со ссылкой на конкретных людей и конкретные события. К тому же вписывал монах, а монаху можно верить: в летопись вносились только достоверные факты. Конечно, до Анфима рассказ о кладе дошел уже искаженным, обросшим нелепыми подробностями, но все равно сердцевина прослеживается. Клад действительно существовал: вспомни хотя бы кольцо, найденное на берегу ручья, золото и жемчужины в карманах у мертвого боярина. Уверен, руки и сапоги у Тихона были в грязи. Ночью он нашел клад, замаскировал его и пошел за подмогой.

— Странная смерть, — удивился я. — Раз псы его знали, то почему загрызли?

— Ты забываешь, какие тогда были собаки. Не нынешние сторожухи, а меделянские псы и волкодавы. С собаками постоянно возился псарь, боярин же редко бывал в своей вотчине, так что не думаю, чтобы псы хорошо его знали. Возможно, он был не совсем трезв, раз один пошел ночью в лес, или от него пахло не так, какая теперь разница? Факт, что собаки не узнали его и разорвали, — недовольно сказал отец.

Кажется, он все для себя продумал, и переубедить его в чем-то было почти невозможно.

— Прошло уже пятьсот лет. Клад наверняка нашли позднее или вернулись, чтобы забрать, те, кто его зарыл, — возразил я, примерно догадываясь, что могло прийти отцу в голову.

Отцу мое предположение не понравилось, и между бровями у него залегла упрямая складка.

— Возможно, да, а возможно, нет. Времена тогда были тревожные, и тот, кто зарыл клад, мог и не вернуться. Так что, вполне вероятно, клад хранится в земле до сих пор Почвы под Псковом торфяные, не пропускают воздух, в них ничего не портится…