Читать книгу - "Дом на холме - Екатерина Стадникова"

Острые глаза скользнули по лицу Эмили.

– Я не сомневался! – Люс обнял жену за плечи.

– Но деньги, так или иначе, нужно вернуть, – продолжила она, высвободившись из его рук. – Ты помнишь продавца?

– Я... э... не очень, – признался Падди. – Так разозлился, что...

– Дело усложняется... – Альхен сощурилась и продолжила, обращаясь уже к мужу: – Отведи Леди Эмилию в дом: господин прибыл и недоумевает, где его единственная дочь.

Девочка потеряла счет времени, и сейчас ей было немного совестно, что папа оказался обделен вниманием. Люсьен сохранял тишину, оставляя Эмили наедине с ее мыслями.

Все же на душе стало значительно легче от осознания того, что судьба маленького пегаса еще может сложиться. Заигравшись с ним, девочка забыла даже о предстоящей разлуке с друзьями. Эмили чувствовала, что стоит только расслабиться, как тоска поселится в сердце, и тогда уже ничем ее оттуда не прогнать.

– Я получила «удовлетворительно» на уроке, – вдруг призналась девочка.

– Что-то важное? – оживился Люсьен.

– Перепутала порядок при сервировке стола.

Наверное, это была репетиция перед разговором с родителями.

– Я бы схлопотал «неуд»... – ободряюще улыбнулся тот. – Отцу расскажешь?

– Н-не знаю... – замялась она.

– Лучше сказать. Все равно всплывет, – посоветовал Люс.

– А что мне теперь с плохой отметкой делать? – вопрос, который очень волновал Эмилию.

– Получить хорошую, – тут же сообщил друг.

– Спасибо. – Подобное решение в голову не приходило.

Люсьен провожал ее до парадных дверей. Столько всего хотелось спросить... столько выяснить. Мысли путались, но с чего-то нужно было начинать.

– Что такое «девчачьи нежности»? – Эмили густо покраснела.

– Э-э-э... в каком смысле? – удивился Люс.

– Я поцеловала Никодемаса... в щеку... а он обиделся, – собравшись с духом, пояснила она.

– Прям взяла и поцеловала? – улыбка Люсьена расплылась от уха до уха.

– А что с того? – еще сильнее смутилась Эмили. – Я и тебя так целовала, и маму с папой, и гренни, и Альхен...

– Мама с папой, мы все... это одно, – стараясь не смеяться, пояснил тот. – А наш суровый приятель – совсем другое. Не бери в голову, мальчики... они... мальчики. Подрастет, поумнеет... сам бегать за тобой будет.

Люс задумался.

– Кажется, я ляпнул лишнего. Дальше сама, – подмигнул он и быстрым шагом удалился.

Впервые в жизни Эмилия действительно нехотя шла на встречу с отцом. Девочка не знала, что ему скажет, а что нет... и как объяснит свое отсутствие. Как ни странно, расспросов не было. Ханс Варлоу с удовольствием выслушал историю дочери про «Берту и вивидологию», попутно раскладывая стопками свои важные бумаги.

Эмили весело щебетала, стараясь вложить все накопившиеся эмоции в бесконечные рассказы о Би и Никодемасе. Но на мистере Кроу и «Небе под землей» девочка неожиданно запнулась... Ханс Варлоу поднялся, обошел стол и взял дочь на руки. По глазам можно было понять, что мужчина хочет помочь Эмили разобраться, но никак не найдет нужных слов...

В конце концов, рано или поздно девочка все равно бы столкнулась с несправедливостью – и уж лучше сейчас, чем потом... Может быть, его главной ошибкой, как отца, стало желание оградить свое сокровище от всего, что могло ее ранить? От того, что ранило его когда-то?..

– Папочка?.. – осторожно позвала Эмили.

– Задумался, – ласково отозвался тот.

– О чем? – тут же спросила она.

Еще один вопрос, на который Ханс не мог просто так, с ходу, ответить... О чем?.. В основном, о трагедии людей, по нелепой случайности оказавшихся оторванными от мира и совсем не виноватых в том. Людей, не понимающих, за что окружающие так их ненавидят, за что зовут гадким словом... Подобные взгляды никогда не позволят Сэру Варлоу стать мэром... а впрочем, так ли это важно? Иногда главное – оставаться верным себе.

– Ты знала, что изгои – не выдумки досужих писателей, – наконец начал он. – Что не все равны... Теперь пришла пора на деле убедиться, что люди плохи или хороши не оттого, кем и где рождены. Вот только об этом мало кто помнит, а чаще всего просто не хотят помнить.

– Разве так правильно? – Эмили крепко обняла отца за шею.

– Вещи могут быть тысячи раз неправильными, но от этого не перестанут существовать. – Ханс Варлоу уже не сомневался, что дочь поймет. – Пока есть люди, считающие так, несправедливость останется.

– Я буду с ней бороться, – прошептала девочка.

– И я. – Глаза Ханса заискрились гордостью. – Итак, нас уже двое...

Закрыв за собой дверь библиотеки, Эмили все думала о том, что сказал отец. Настал вечер, а она все продолжала думать. После ужина девочка сидела на бортике фонтана и всматривалась в собственное отражение. Мимо проходила Альхен – очевидно, поговорить с папой о пегасе, которого они с Патриком и Люсом отстояли.

В голове крутилась мысль: а что же она сама может сделать для Каспара Кроу? Неужели ничего? Должно же быть что-то, что по силам маленькой девочке? Может быть, скрасить бедняге одиночество?..

С этими мыслями мисс Варлоу поднялась на ноги и, убедившись в том, что свидетелей нет, направилась в Оружейную.

Там, плотно закрыв за собой дверь на щеколду, Эмили забралась с ногами на трон пращура Вильгельма. Естественно, родители не разрешили бы сделать это, но – «если очень хочется и нельзя, то можно».

В Оружейной не горели лампы – здесь на стенах висели факелы. Поскольку их некому было зажечь, девочка довольствовалась тем, что пропускали узкие щели прямоугольных окон, загнанных под самый потолок. Старые доспехи и многочисленные клинки выглядели зловеще.

– Сириус... – шепотом позвала Эмили. – Сириус, мне страшно.

Но Орин не подавал признаков жизни. Она достала камень из-под платья и осторожно погладила пса по носу. Как ни странно, и это действие результатов не дало. Тут Эмили все поняла!

– Обиделся? – пролепетала она. – Обиделся, что я сказала про звезды мистера Кроу? Зря... Он... изгой... я должна была его поддержать. Ты мое сокровище!

Крошечный голубенький огонек ласково подмигнул, а через мгновение разноцветные зайчики раскрасили стены. Интерьер перестал казаться пугающим, сердце успокоилось. С портрета на стене грозно смотрел тот самый Сэр Вильгельм Варлоу – прапрадед, славившийся жуткой тягой к карточному столу и полным отсутствием даже намека на везение. Лихо подкрученные рыжие усы и едва заметная улыбка – на картине мужчине лет сорок. Иногда девочке хотелось, чтоб «Вилли» заговорил, зевнул или, на худой конец, почесал свой длинный горбатый нос.