Читать книгу - "Штука - Владислав Выставной"

– Ты же знаешь, откуда – от Владыки, – сказал Хиляк. – Откуда что известно ему – понятия не имею. У него независимые источники информации.

– Это логично, – сказал я. – Про самого Владыку мы ведь тоже ничего толком не знаем.

Хиляк посмотрел на меня с неудовольствием и принялся старательно пилить отбивную в своей тарелке.

– Ты же знаешь про наш «принцип ящерицы», – сказал он. – Можешь добавить сюда еще и принцип головы.

– Клан, что, не только хвост, но и голову может отбросить? Отстрелить за ненадобностью?

– Если ее отсечь – рано или поздно появится новая, – сказал Хиляк. – Мы – как гидра, отращиваем все, что нам отрубят. Конечно, если это произойдет случайно. Если же анималы возьмутся за нас целенаправленно… Слушай, не порть мне аппетит, а?

Он с отвращением посмотрел в собственную тарелку, отхлебнул пива из запотевшего бокала, уставился в янтарную бездну.

– Извини, – сказал я, ковыряясь ложечкой в кофейной жиже на дне чашки.

Собственно, мы не есть сюда пришли. Здесь Хиляк назначил встречу с осведомителем. За последнее время я узнал много нового о внутренней жизни Клана. И внештатного агента ждал с нетерпением: дело грозило сдвинуться с мертвой точки.

– Можно к вам подсесть? – раздался сиплый голос. – А то все столики заняты…

Рядом стоял немолодой мужик, с бутылкой в руке, всклокоченный, небритый, изрядно смахивающий на бомжа. Тут же остро пахнуло вокзальными ароматами.

– Папаша, тут занято, – говорю. – Проходите, не надо нам аппетит обивать!

– Садись, Мешок, – усмехнулся Хиляк. – Это новенький, не обращай внимания!

– Если бы я на все обращал внимание, давно бы зрение посадил, – хихикнул мужик, с грохотом придвинул стул, и уселся, водрузив на стол бутылку дешевого вина. Вынул из кармана грязной куртки замызганный стакан, поставил рядом. Извлек откуда-то складной ножик со штопором.

– Все свое ношу с собой, – пояснил он, энергично освобождая бутылку от пробки.

Я несколько смутился: ни за что ни про что прикрикнул на человека, с которым придется сейчас разговаривать. Однако, пахнет он, действительно, на любителя…

– Ну, рассказывай, – сказал Хиляк.

– Погоди, – важно ответил Мешок, наливая в стакан вина – полный, как говорится, «с горкой». – Мне надо в себя придти. Милиция что-то прицепилась, а у меня документы украли…

– Сделаем мы тебе документы, – нетерпеливо сказал Хиляк. – Давай по существу!

Мешок вскинул грязную ладонь, «подожди, мол». Говорить он не мог: не торопясь, шумными глотками, вливал в себя бурую жидкость из стакана. Кадык с клоками седоватой щетины гулял вверх-вниз. Странно, но отвратительная по сути картина вызвала у меня острое желание выпить и закусить – уж больно смачно этот человек общался с алкоголем.

– Уф! – выдохнул Мешок, стукнув опустевшим стаканом. – Отлегло немного… По существу: случайно – так, краем уха – услышал, будто Крысы собираются сбыть торчкам крупную партию жижи…

– И что здесь такого? – Хиляк пожал плечами. – Клану нет дела ни до тех, ни до других…

– Так ты не слышал? – удивился Мешок. – Это уже пятая партия за месяц! Для кого они это все сливают? Кто может потребить столько? Никому ж неинтересно просто цену сбивать! Значит, кто-то все это высосет!

– Так-так-так… – проговорил Хиляк, и глаза его знакомо сверкнули. – Это точно? Когда сделка? Где?

– Сегодня вечером, – сказал Мешок, наполняя второй стакан. Не похоже, чтобы алкоголь на него сильно действовал. – Стрелку забили, вроде бы, на площади трех вокзалов…

– Вообще обнаглели, – покачал головой Хиляк. – Там же милиции, как собак нерезаных.

– А что им с того? С жижей кого возьмут? И что? – хохотнул Мешок. – Сами же и обольются горючими слезами….

– М-да… – задумчиво произнес Хиляк. – Сколько лет уже в Клане, а никак не привыкну… Ладно, Мешок, спасибо, свободен.

Хиляк положил на стол несколько мятых купюр.

– Премного благодарен! – оскалился Мешок и ловко влил в себя остатки вина – прямо из горлышка. Сунул в карман мокрый стакан, соскреб деньги корявыми пальцами. После чего встал и пошел – дико шатаясь, путаясь в собственных ногах, норовя упасть на встречные столики. В конце-концов, он все-таки шумно грохнулся за угол каменной кладки. Раздались несвязные пьяные ругательства, возмущенный женский крик.

Некоторые люди здорово умеют производить впечатление.

Когда мы выходили из кафе, какой-то мальчишка, проносясь мимо на роликовой доске, как бы невзначай, хлопнул Хиляка по руке. Уже в автобусе Хиляк разжал ладонь: конечно же, там был микросвиток. Развернул, пробежал взглядом. Сообщил мрачно:

– Чужак еще одного нашего достал. Мертвяк.

– За что?! – охнул я.

– Да все за то же. Знал слишком много и делиться не хотел, – сказал Хиляк, засовывая в рот сигарету. – Чего ты так на меня смотришь? Больше знаешь – меньше живешь. Не думаю, что его убить хотели. Умер от страха, как тот…

Я помнил. И подозревал, что мне рассказывают далеко не всю правду. Возможно, чтобы меня самого не напугать до смерти. Небось, боятся, что я сбегу. И, честно говоря, не напрасно боятся…

– Хватит глазами хлопать! – сказал Хиляк. – У нас дел по горло. Значит, разъясняю ситуацию…

Я все больше убеждался, что Клан – вовсе не рай для слабаков. А для некоторых он превращается в сущий кошмар.

Дело в той крови, что течет по жилам Клана – в жалости. Его оружие, при умелом применении воздействующее на лучшие человеческие чувства, спасающее слабых от тотального уничтожения и облагораживающее сильных, по своей природе является самым настоящим наркотиком.

В этом я уже убедился там, в Доме ребенка, неосторожно сунувшись в Накопитель и получив дозу, чуть не убившую меня наповал.

Я не специалист, но дело выглядит примерно так.

Накопители собирают неочищенную, сырую жалость, которую после отправляют в Обогатитель. Там ее делят на фракции. Вообще-то я до сих пор так и не понял, что она из себя представляет – вещество или какое-то излучение. В этой алхимии сам черт ногу сломит. Но суть от того не меняется.

Собственно, самой ценной и редкой фракцией является Жалость-к-Ближнему, или «тип А», как ее называют. Основную же массу составляет Жалость-к-Себе, или «тип Б». Это неудивительно: себя, любимых, мы жалеем гораздо чаще, чем всех остальных. Собственного говоря, многие вообще не испытывают жалости «типа А». Кроме жалости «типа А и Б» есть еще множество сорных примесей совершенно разных, отдельных типов жалости: от жалости к бездомным животным до жалости к пропавшим от инфляции накоплениям. Все сорные виды представляют интерес, разве что для исследователей. Клану нет до них дела.

Но вот жалость «типа Б» в повышенной концентрации вызывает стойкую зависимость и может низвести человека до самого скотского состояния. Собственно, как и любой наркотик.