Читать книгу - "Король-Беда и Красная Ведьма - Наталия Ипатова"

Рэндалл сидел как прикованный к креслу, гонец стоял как ледяная статуя, поскольку не получил разрешения покинуть Камбри.

Гремя подкованной обувью, в столовую поднимались люди в сапфирово-голубых ливреях дома Камбри, и вскоре здесь стало тесно. Сэр Эверард оглядел их лица.

— Кто из вас, — спросил он, — отважится сказать в лицо Хендрикье, что он — подлый лжец, клятвопреступник, узурпатор и сукин сын? Ничтожество, неспособное даже на цареубийство? Что король Рэндалл жив и невредим и нуждается в верности истинных сынов короны? Кто с достоинством примет все, чем Хендрикье заставит его заплатить за эти публично произнесенные слова?

Секундная пауза, после чего все как один сделали шаг вперед.

«Ух ты! — восхитился Рэндалл, от которого в данную минуту ничего не зависело. — Я тоже так хочу!»

Сэр Эверард обвел глазами молодых и старых и остановил выбор на своем ровеснике. Как и многие, он был более уверен в людях своего возраста.

— Я окажу эту честь тебе, Хоуп, — сказал он. — Твоя семья ни в чем не потерпит нужды. Твой сын займет та место.

Герольд по имени «Надежда» поклонился.

— Милорд настаивает на «сукином сыне»?

— Нет, — ответил сэр Эверард после крохотной паузы Рэндаллу показалось, будто он улыбнулся, но из-за усов нельзя было сказать наверняка. — Разве из всего вышеперечисленного это не вытекает? Однако помимо прочего скажи ему, чтет король Рэндалл нашел убежище в Камбри, которое отныне отлагается от короны и объявляет суверенитет до воцарения законного государя династии Баккара. Пусть попробует вернуть Камбри силой, если ему не хватит иных хлопот.

— Вы, — он обернулся к гонцу, словно только что вспомнив о нем, — выполнили свое дело с честью. Я могу посочувствовать вам в том, что вы служите недостойному господину. В моем доме вы найдете еду и кров, пока вам и настанет время двигаться в обратный путь. Обратите, однако внимание, что я не отказываю достойным людям, если они ищут моей службы.

— Я был прав, а остальные ошибались, — повторил Рэддалл, оставшись со своим хозяином наедине. День для него померк, судьба никуда не делась. Она лишь отстала на несколько часов.

Он стоял у окна, засунув руки в карманы, ломкий силуэт на фоне света.

— Он все-таки меня убил. Вне зависимости от того, кого на самом деле настигли убийцы. Он сделал из меня самозванца на веки вечные. Куда бы я ни пришел, кто поддержит меня и кто мне поверит? Кому и что я теперь смогу доказать? Вы ведь не знали Раиса, сэр Эверард? Убить его было проще, чем котенка.

Тот покачал головой, но Рэндалл и не думал оглядываться.

— Наше дело осложнено, но не безнадежно, — высказал свое мнение сэр Эверард. — Мы ведь так и так собирались предоставить Брогау некоторое время. Позволим ему наделать ошибок. Должен вам сказать, Рэндалл, что недовольные режимом есть всегда. Учитывая нрав Брогау, следует полагать, что режим его будет достаточно жестким. Он уже перешагнул через вас, как раньше — через мою дочь. Как через несчастного Касселя. Он будет копить вокруг себя недовольных. Вокруг него сами собой разведутся причины. И вот тогда на этой плодотворной, во всех отношениях питательной почве вырастет весть о законном, природном короле. Обладающем, — он покосился на Рэндалла, — всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами. Не буду вас обманывать: Брогау — самый достойный противник из всех, кого только может пожелать себе мужчина. Вам придется всех убедить, что вы лучше. И вот тогда он плохо кончит. Он помолчал.

— И у вас это получится. Почему, скажите, я поверил вам с первого вашего слова? Потому что вы убедительны. Продолжайте кричать, возмущаться, вести себя ярко. Будьте Рэндаллом, я бы сказал, и никто не примет вас за другого.

«Почему он мне верит, когда в мою пользу нет ни единого разумного довода, кроме моего собственного слова?»

Рэндалл опустил глаза, но не от смущения, а потому, что именно сейчас была одержана та самая победа, о которой говорил умирающий старик. Объявив его мертвым, Хендрикье нейтрализовал его победу, одержанную бегством. Но он не смог выиграть у него веру сэра Эверарда. И теперь вера эта стала камнем, на котором он возведет все здание. Если Рутгер звал это магией, пусть будет магия. Глаза его заблестели. Сэр Эверард видит в нем Баккара. Если он будет всего лишь самим собой, все остальные тоже это увидят. Не важно, преподносил ли он на самом деле правду или нет, но он сотворил яркий образ. А люди находятся в плену ярких образов. И кажется… у него получалось не только сочинить этот образ, но и развернуть его, и встряхнуть перед носом визави. И следовательно, подчинить его. Люди желают верить в яркое. В героизм ли, в злодейство — не важно. Солдаты — в святость первой женщины, вельможи — в заговоры, народ — в обиженного государя. Управление верой дает силу. Некоторые зовут эту закономерность Первым Правилом Волшебника. Он чувствовал упругую силу внутри себя, жаркую, как огонь в печи высотой до неба. Чувство было мощным, ясным, окрыляющим и очень… волшебным! Оно несло в себе всемогущество и бессмертие и сотни еще более интересных вещей. Оно стоило того, чтобы пользоваться им, взрастить его в себе, сделать его своей неотъемлемой составной частью. Лучший подарок, какой он получал от рождения! Хотя бы потому, что сам по себе давал право на власть. Он едва удержался, чтобы не запрыгать козлом. И это был последний раз, когда он от чего-то удерживался.

Мальчик-король стоял спиной, и сэр Эверард позволил легкой усмешке пошевелить свои седые усы. Баккара! Он тоже когда-то интересовался историей. Баккара, ведущие род из глубины тысячелетий, каждый раз оставляя за собой наследника мужского пола! Он знал, что это сказка. Он читал свидетельства, намекавшие, что Риман-Призрак, «утекший из осажденной Констанцы как вода сквозь пальцы», даже не походил на того себя, каким он был до пресловутого подвига. И королевы, приносившие наследников, далеко не всегда слыли образцами добродетелей. Имя «Баккара» во времена оны служило нарицательным обозначением удачливого авантюриста, в той или иной форме срывавшего банк. С этой точки зрения пылкий мальчишка в черном, несомненно, был Баккара. Он держал бы Рэндалла, даже не будучи уверен в том, что он тот за кого отваживается себя выдавать. Ну, это к тому, что сам Камбри ничуть не сомневался в его искренности. Однако приятно было думать, что он связался с перспективным юнцом. Молодой волк всегда одолеет старого. В чем-то Рэндалл безумно походил… на того, кого собирался загрызть!

К тому же, выдав его Хендрикье, сэр Эверард не приобрел бы ничего, кроме отягощенной совести и лишнего повода к ночной бессоннице.

— Итак, Рэндалл, — сказал он, придя в счастливое равновесие со всеми своими мыслями, — вы хотели посмотреть порт?

Право, не случилось ничего такого, что заставило бы их поменять планы на день. Старый и малый завоюют мир.

— Это Райс, — сказал Гай Брогау. — Нет никаких сомнений. Я подозревал, что кому-то придет в голову разыграть эту карту. Гадал только — кому.

Ханна сидела рядом на кушетке и выглядела своей собственной обезображенной тенью. Красные глаза и распухший нос. На протяжении дознания, да и долгое время после она вела себя не самым достойным образом, в самые неподходящие, иногда дипломатические моменты вспоминая, что у ее сына на икре был «такой вот» шрам от лезвия конька, и еще у него были «превосходные, совершенно идеальные зубы, такая редкость», и может быть, чего-то из этого нет на том несчастном, изломанном трупике, найденном на булыжниках мощеного двора, и у нее есть надежда. Многообещающий начальник его Тайной Канцелярии Птармиган докладывал, что королева в обход официальной процедуры пыталась получить так называемую «независимую экспертизу» тела. Даже тогда, когда ни у кого уже не было охоты возиться в киселе разложившейся плоти. Вся эта ее теневая деятельность в обход него больно уязвляла Брогау. Помимо прочего, она подрывала его авторитет у собственных людей и способствовала распространению нежелательных слухов. Создавалось впечатление, что королева ему не доверяет. Как будто он и так недостаточно сделал. Ему стоило больших усилий заставлять ее придерживаться хотя бы минимального достоинства. То она собиралась в монастырь, то грозилась всех перевешать, предварительно подвергнув жестоким пыткам.